Саранча - Латынина Юлия Леонидовна (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Валерий молчал.
— Ты знаешь, чем раньше занимался Чердынский?
— Он врач.
— Он такой же врач, как я — сантехник. Тарский химфармкомбинат занимался производством бактериологического оружия. Чердынский курировал комбинат по линии КГБ. В 1981 — 1984 годах Чердынский был в Сирии. Не то предотвращал эпидемии, не то организовывал… не знаю. Врать не буду. Важно, что у него был приятель. Приятеля звали Сайд Алихани. Тогда он был чиновником. Теперь он бизнесмен. В 1998 году Сайд Алихани выиграл у ООН какой-то конкурс на предмет поставки в Черную Африку цисплантина…
— Че-го?
— Штука распознавать СПИД. Делает шведско-американский концерн «Ланка-Гештальт». Стоит пять долларов порция, пятьдесят центов с каждого доллара откатывается чиновникам. Господин Сайд поставил цисплантин по три доллара порция, а чиновникам откатил аж по доллару. Цисплантин был точно такой, как у «Ланки», действовал так же, и коробочки были точно такие. Только сделали его не в Германии, а в Тарске. И себестоимость у него была не три доллара, а семь центов.
— Неслабо, — сказал Валерий.
— Доктор Гертцки входит в совет директоров «Ланки-Гештальт», Через три месяца после этой сделки «Ланка» появилась в Тарске. Через пять месяцев предложила Санычеву продать завод. Через шесть месяцев после сделки губернатор насмерть поссорился с Санычевым. А через семь премия, которую спонсирует «Ланка», досталась Нетушкину. Но после пули. Убедительная хронология?
Валерий помолчал.
— А ты как об этом узнал?
Колун усмехнулся.
— Коробочки. Гаибов поленился ездить далеко и заказал коробочки для цисплантина на Шакировском писчебумажном. А Шакиру контролирую я.
Колун плавно развел руками.
— Сечешь расклад? Фармацевтика — это единственная область, где Россия может опередить Запад. Тот, кто хочет делать телевизоры на Александровском радиозаводе — ему нужно снести завод и построить новый. Кто хочет делать автомобили на АЗЛК — ему нужно снести завод и поставить новый. У них — деньги, а у нас — одни чиновники. И только в фармацевтике наоборот: затрат никаких, мозги есть свои, ферментер стоит в институте, а бюрократические требования ниже на несколько порядков. И иностранные щуки секут нам это дело под корень.
Лощеный официант, приблизившись к Колуну, прошептал тому на ухо несколько слов.
— Извини, — сказал Семен, — сейчас вернусь. Будь как дома.
Поднялся и исчез в служебной двери.
Валерий остался один за роскошным столом, ломящимся от закусок. Зал понемногу заполнялся гостями. На сцене выламывалась вокруг шеста красивая девица в красном лифчике. В середине лифчика были проделаны аккуратные дырочки.
Валерий задумчиво смотрел куда-то за девицу. То, что сказал Колун, капитально меняло дело. Становилось понятно, отчего так процветает завод. Становилось понятно, за каким хреном и кто убил Игоря. И даже почему губернатор поссорился с заводом, тоже становилось ясно: «Ланка-Гештальт» занесла губернатору чемоданчик и попросила его прикрыть лавочку.
И еще одно было ясно. Если Семен Колунов по прозвищу Колун, профессионально разбирающийся в марках снайперских винтовок, озаботился выучить названия фармацевтических концернов и генноинженерных препаратов, значит, опер Царьков не соврал. За отъявленным отморозком Спиридоном действительно стоял Семен Колунов. И Семену Колунову было жизненно важно убедить московского авторитета в том, что к смерти Игоря он не имеет никакого отношения.
— Угостишь девушку? — послышался рядом бархатный низкий голос, и Валерий, оглянувшись, увидел рядом с собой Мирославу. Она была все в тех же джинсах и льняной черной рубахе, в которой пела на сцене. По легкой разболтанности движений можно было заподозрить, что девочка успела или забить косячок, или даже ширнуться.
— А как насчет спаивания малолетних? — спросил Валерий.
Девушка запрокинула голову. Из грубого воротника рубахи торчала беззащитная беленькая шейка.
— Мне восемнадцать, — сказала она. Валерий щелкнул пальцами, подзывая халдея.
— Меню и стул для девушки, — сказал он.
Мирослава засмеялась. В смехе ее была та же легкая хрипотца, что и в пении.
— Стула не надо, — сказала девушка.
В следующую секунду она скользнула на колени Валерию. Этого, безусловно, не стоило делать. У Нестеренко перехватило дыхание. Не то чтобы он влюбился сразу и в один момент — он, наверное, и неспособен был влюбиться. Но все мысли об Игоре, заводе и фармацевтическом концерне «Ланка-Гештальт» вдруг вышибло из головы, как пробку из шампанского. От волос Мирославы пахло как будто деревенским сеном, и она была необыкновенно легкая, несмотря на плотные джинсы и тяжелые складки льняной рубахи. И вся она — от коротко подстриженных волос до башмачков с толстой подошвой и низким каблуком — вызывала, несмотря на нарочито подростковый вид, одно-единственное и вполне естественное для мужика желание.
— Я — Мирослава. А ты — Валерий, да? Тебе нравится, как я пою?
— Да.
— А я нравлюсь?
«Что ты делаешь? — пронеслось в голове Валерия. — У девчонки явно что-то с Колуном. У нее заноза в мозгах, и они как-то рассорились. Она использует тебя, чтобы досадить Колуну, и дело кончится тем, что Колун на глазах у всего городского бомонда всадит в тебя автоматный рожок, а ментам скажет, что был в это время на проповеди в церкви».
Официант, деликатно кашлянув, поставил на стол нежно-розовую взвесь, поверх которой плавал ломтик лимона.
Мирослава подхватила бокал. На тонком безымянном пальце блеснуло тяжелое серебряное кольцо с плоским сапфиром. Видимо, подарок — и совершенно ясно чей. Слишком бледные, ненакрашенные губы обхватили белую соломинку.
— Так я тебе нравлюсь? — повторила Мирослава.
Колун возник из-за спины Валерия совершенно неслышно. Плавно опустился на стул напротив.
— Детка, оставь нас.
— Я такая же детка, как ты коммерсант, Семен, — сказала Мирослава. — Честный коммерсант и благотворитель.
— А че, — сказал Колун обиженно, — я благотворитель. Вон, черешню детдомовцам привез. Зимой…
— Ага, — сказала Мирослава, — он привез черешню, а директор не стал ее раздавать. Он решил, что директор хочет продать черешню на рынке. И знаешь, что он сделал, Валерочка? Он ткнул ему ствол под подбородок и не отпускал, пока детей не накормили черешней.
