Сходняк - Бушков Александр Александрович (читать книги без TXT) 📗
– А Зуб знает, где это место?
– При желании – узнать, разумеется, может. Равно как и адреса, где поселились гости. Но туда, на сход, говорю, не проникнет.
– Я понял, – медленно проговорил Алексей, вспомнив вдруг новости по телевизору – еще там, в заимке у Глаголева, – и слова замбарона цыганского табора. – Пальба на улицах. Бандитские разборки. Отморозки со стволами. Теракты. Поджоги. Погромы... Все что угодно, но лишь бы всем стало ясно: Шантарск – гадюшник и отстоянная яма, а Фрол, принимающая сторона, не может справиться с беспредельщиной и обеспечить порядок даже в такой судьбоносный для всего прогрессивного воровского мира день. И тогда кранты Фролу.
– Правильно, – выдохнул Черский.
– И ничего смешного в этом нет, молодой человек, – сказал Гордеев. – Вот господин Черский, бывший мент, никоим образом к прогрессивному воровскому миру отношения не имеющий, – однако он на моей стороне. Потому что тоже понимает: при таком раскладе зубковская, мягко выражаясь, нелюбовь ко мне в первую очередь ударит по самому Шантарску. По простым людям. По обывателям. С гостями-то ничего не случится, разъедутся – и все...
– Предварительно сместив вас, – понимающе кивнул Алексей.
Фрол цепко посмотрел прямо ему в глаза и проговорил:
– Да, сместив меня. Да, а я хочу остаться на своем месте... Но вы напрасно думаете, будто меня волнуют только моя собственная шкура и кресло «губернатора». Повторю вслед за Данилом: это мойгород, и я за него отвечаю. Плевать, по какой причине и кто именно будет мутить воду и творить беспредел на улицах, – я этого не допущу.
– Это нашгород, – мягко поправил Черский. – Уж простите за патетику.
– Здорово, – зло сказал Карташ. – Просто зашибись. Ну а мы-то каким боком во всей этой байде замешаны, а?!
– А вот теперь мы подходим к самому главному, – Черский встал, прошелся по помещению. – К тому, чту вам, собственно, предстоит. Или, иными словами, чем вы станете зарабатывать себе жизнь. Сход начинается двадцать четвертого, поэтому мы должны успеть...
– Погоди-ка, Данил, – негромко перебил Фрол и перевел тяжелый взгляд на Гриневского. – Не знаю, как ты, Петр Игнатьевич, отреагируешь, но я считаю, что ты должен знать... Короче, вот.
Он достал из внутреннего кармана пачку фотографий, протянул таксисту. Таксист взял, посмотрел, вгляделся... И фотографии выпали из его пальцев. Карташ быстро наклонился, поднял одну... и шепотом выматерился. Как сквозь вату до него донесся голос Фрола:
– Когда мы нашли ее, уже было поздно. К сожалению, мы опоздали... Прости.
– ...Думаешь, выгорит? – с сомнением спросил Алексей. На душе было настолько противно, что аж тошнило.
– Должно, – сказал Черский. – Обязано. Зуб, конечно, не дурак, но на такой шанс клюнет непременно. Тем более, именно вы там нарисуетесь. Даже я бы поверил. И попытал счастья...
– Спасибо на добром слове, – хмыкнул Карташ. – Всю жизнь мечтал о рыбалке на живца. Особливо если сам в роли живца.
– Не скули. Какой живец? Вы просто последний штрих, последний мазок на полотне, так сказать.
«А фотографии вы спецом приберегли на финал, чтобы Гриня уж точно бросился в бой. А мы, ясный хрен, одного его бы не отпустили... Хитрые, черти...» Он покосился на недвижно сидящего рядом Гриневского и буркнул:
– В гробу я видел такие полотна. Они же не холостыми будут стрелять...
– А ты уворачивайся.
Черский притормозил на пустынной улице имени Революционного бойца Логачева, заглушил мотор. Сказал, получив сотенную от Алексея и придирчиво изучая ее на просвет:
– Все. Дальше сами... станиславские.
– У вас ус отклеился, – огрызнулся Карташ. Черский криво усмехнулся и пригладил накладные усы.
Со стороны, если слов не слышно, сцена выглядела, как будто хитрозадый усатый частник содрал с не шибко богатых пассажиров лишний полтинник... По крайней мере, они очень надеялись, что именно так все и выглядит.
Они выбрались из машины, и Карташ в нарушение всех полученных инструкций, наклонился к приоткрытому окну.
– Черский, – сказал он проникновенно, – я служил в ВВ. Я знаю ихнего брата. И знаю, что есть не самые мелкие воры, которые мать или дочь родную придушат ради собственной выгоды. А есть воры, которые скорее яйца себе отрежут, чем нарушат воровской закон... или данную клятву. Я не знаю, к какой категории относится Фрол, искренне хочу надеяться, что ко второй, но... Теперь поклянись и ты.
Черский секунду помолчал, потом спросил:
– А мне ты поверишь?
– Сам не знаю.
Данил ухмыльнулся.
– Что ж, по крайней мере, честно... Так вот: я клянусь тебе всем, что у меня есть дорогого в этой жизни: это сделали люди Зуба. И Фрол действительно опоздал. Теперь доволен?
И потрепанная «Ауди» укатила в поисках новых клиентов. Они остались одни. Перед глазами Карташа все еще стояло изображение с проклятых фотографий: тело молодой женщины, запечатленное под разным ракурсом и с разных точек. И на всех фото женщина была несомненно, безнадежно мертва. Посреди лба темнела небольшая дырочка, от нее через висок тянулась струйка запекшейся крови. Он помотал головой, отгоняя видение, снова посмотрел на Гриневского.
Таксист, перехватив его взгляд, нехорошо улыбнулся и спросил:
– Как думаешь, ониуже следят?
Карташ пожал плечами.
– Хрен знает. Должны...
– Хорошо бы.
Алексей вспомнил финальную сцену в разговоре с Фролом, когда всплыли эти гребаные фотографии, вспомнил деревянное, иссиня-белое лицо Гриневского, его тихие слова насчет Зубкова и Фрола, и снова, как и тогда, неприятно засосало под ложечкой.
– Гри... Петр, блин, ну я прошу тебя, – сказал он. – Умоляю. Приказываю, в конце концов. Не лезь на рожон.
– Ага.
– У нас еще будет время отомстить...
– Ага.
– Ох и не нравится мне все это, – прошептала Маша, зябко поежившись. – Откуда мы знаем, что эти двое, Фрол и Черский, нам правду говорили?
– А у нас выбор был? – резонно переспросил Карташ. – Можно было не поверить и отказаться играть в ихние игрушки. И сейчас уже спокойненько плыть вниз по Шантаре. С перерезанными глотками...
– Давайте-ка потише, – сказал Таксист. – Вряд ли, конечно, у зубковцев наведенные микрофоны имеются, но береженого бог бережет... Ладно, чего болтать зря. Двинули, что ли. А там посмотрим.
Стараясь держаться в тени забора и чувствуя себя мишенями а-ля «бегущий кабан», они скользнули к высоким массивным воротам с встроенной в левый створ дверцей. Карташ постучал три раза с разными интервалами, и спустя некоторое время изнутри недовольно осведомились:
– Ну? И кому там еще не спится?
– Добрый вечер, – громко сказал Гриневский. – Вам должны были звонить, от Дангатара Махмудова... Насчет троих русских гостей...
– А...
Клацнуло, скрипнуло, лязгнуло – и дверца, вот счастье-то, открылась наружу. Там, во дворике небольшого особнячка на улице Логачева, царила непроглядная темень, куда не проникал и свет уличных фонарей.
– Это вы, что ли, которые из Ашхабада? Ну, заходите.
– Хвала Аллаху...
Зашли. Дверца захлопнулась. Как мышеловка. Карташ шумно выдохнул, только сейчас сообразив, что всю дорогу вдоль забора он двигался, затаив дыхание... Да, ребята, непростое это дело – живцом работать, что бы там товарищ Черский ни грузил. Разумом-то понимаешь, что зубковские боевики стрелять не будут, что трое из Простоквашино им нужны, наоборот, живыми и желательно невредимыми, однако сердечко-то заходится... От страха, между прочим.
Вспыхнул карманный фонарик, высветив незнакомое узкоглазое лицо. Тускло блеснул ствол автомата. Тот, кто открыл им дверцу, улыбнулся одними уголками губ, спросил шепотом:
– Нормально добрались? Ну, пойдемте в дом, стол накрыт.
– Какой, к черту, стол... – поморщился Карташ.
– Пойдем, пойдем, не надо здесь стоять...
Будто они перенеслись на несколько недель назад и снова оказались в Средней Азии. Туркменские лица, туркменская обстановка, туркменские блюда на небольшом достархане – здесь даже пахло Туркменией, пропади она пропадом. В общем, мирный восточный оазис посреди сибирского города... Это если не приглядываться. А ежели приглядеться, то заметишь и спираль Бруно, ловко замаскированную среди увядающего плюща на гребне бетонного забора, и неприметные бойницы вдоль стены особнячка, а вон там, в башенке, наверняка установлен станковый пулемет – уж очень хорошая для пулемета позиция, весь двор как на ладони, и каждый из пятерых в открытуюприсутствующих туркменов собран, решителен и вооружен до зубов, а в доме наверняка затаилось еще с полсотни бойцов...
