Театр старых мишеней - Деревянко Илья Валерьевич (прочитать книгу TXT) 📗
Глава III
Изгнанная накануне из покоев сожителя Света (по паспорту Светлана Полосухина, 1981 года рождения), по правде сказать, не особо расстроилась. Ну взбрыкнул кобелек, гавкнул разок-другой... Невелика беда! При наличии у него больших денег еще и не такое позволительно!!!
Выбрав при помощи Глаши шикарно обставленную спальню в дальнем конце второго этажа, Полосухина сладко проспала до девяти часов утра. Пробудившись, не захотела спускаться в столовую (лень!) и заказала легкий завтрак прямо в постель. Потом приняла ванну с гидромассажем, старательно навела макияж, надела изящный пеньюар черного шелка, присела на стульчик перед огромным трюмо в позолоченной оправе и начала по очереди примерять драгоценности, коих за два месяца проживания с Суховеевым накопилось с избытком.
Мысли в белокурой головке текли самодовольные, меркантильные и... язвительные!
Светлана чрезвычайно гордилась собственной неотразимой внешностью, радовалась удачному с материальной точки зрения живому приобретению (то бишь Вадиму Суховееву) и ехидно подсмеивалась над двоюродной сестрой Надей, которая недавно вышла замуж за молодого офицера ФСБ, вечно кочующего из одной «горячей точки» в другую. «Хи-хи-хи! Облапошилась ты, Надюша! Обалденную глупость сморозила! Лю-ю-юбовь, говоришь? Ага! Слово красивое, не спорю, но не более того! А если посмотреть на вещи реалистично, то живете вы в жалкой, двухкомнатной квартиренке. Не голодаете, конечно, однако о таком, как Я,и во сне мечтать не можете! – Полосухина окинула хозяйским взором свои апартаменты, напоминающие маленький дворцовый зал с мраморными колоннами и камином. – Мишки твоего разлюбезного дома не застанешь! – продолжала мысленно злорадствовать она. – Работает да работает, а толку пшик! Всех его пресловутых «боевых» не хватит даже на такое «скромное» колечко, – девушка любовно погладила пальцем двухкаратный бриллиант в платиновой оправе, переливающийся на солнце различными цветами радуги. – Кроме того, в «горячих точках», случается, убивают, – с некоторой кровожадностью улыбнулась Светлана. – А ежели твоего ненаглядного, вдруг прихлопнут, то...»
Завершить мысль Полосухина не смогла. Дверь в спальню с треском распахнулась, выбитая свирепым ударом ноги. На пороге стоял Вадим: с мокрой головой, в испачканном домашнем костюме и перекошенный, как вурдалак.
– Грязная потаскуха! – жутко скалясь, прорычал он. – Шалава подзаборная! Дрянь блудливая! С испанцем черномазым снюхалась! Нервы мои истрепала! Получай, сучара!!! – Тут «удачное приобретение» двумя короткими тычками кулака расквасило сожительнице точеный носик и подбило левый глаз.
– Вадик! Дорогой!.. Зачем?! – хлюпая кровью, пролепетала шокированная, ничего не понимающая Светлана.
– Собачий хрен тебе «Вадик»!!! – дико взревел Суховеев, награждая Полосухину мощнейшей пощечиной. – Убирайся отсюда к чертям собачьим! Чуркам на рынках минет делай!!!
– Хорошо... Сейчас... только соберу... вещи, – плача выдавила парализованная ужасом девушка.
– Ве-е-ещи, говоришь?! – взвился на дыбы Вадим Петрович. – А где здесь ТВОИ вещи?! Ну-ка, поглядим!
Наградив бывшую сожительницу очередной оплеухой, приведшей Светлану в полубесчувственное состояние, он со скрупулезностью крохобора перебрал все ее пожитки, регулярно повторяя:
– А это я покупал!
В конечном счете бывший киллер отобрал у Полосухиной драгоценности, кредитную карточку, наличную валюту, одежду, косметику, обувь... У Светланы остались лишь трусы, лифчик, домашние тапочки да старенькое, порванное под мышками платье, незнамо как завалявшееся в богатом гардеробе преуспевающей куртизанки. Напоследок Суховеев вручил ей пятьдесят рублей и приказал шоферу Вове довезти девушку до первой автобусной остановки, а дальше, мол, пусть добирается как хочет!
«От раздражающего фактора избавился! – проводив глазами выезжающий за ворота «Мерседес», с удовлетворением подумал Вадим Петрович. – Причина нервного стресса устранена! А раз так, то и проклятых глюков больше не будет! Заживу спокойно, как прежде, в собственное удовольствие... Новую же телку подыскать не проблема. С моими-то бабками!»
– Эй, Глашка, накрывай на стол! – высунувшись в коридор, весело заорал он. – Обедать, блин, желаю!..
Обед прошел хорошо. Приободренный изгнанием зловредной сожительницы, Суховеев вновь обрел аппетит и с удовольствием съел тарелку черепахового супа, жареного молочного поросенка и малиновый мусс. Правда, в процессе еды он нет-нет да посматривал в окно, втайне опасаясь обнаружить на газоне давешний призрачный джип. Однако ничего похожего там так и не появилось. Вадим Петрович успокоился окончательно.
«Шабаш, отмучился! – радостно подумал бывший киллер. – Недаром кто-то из известных врачей говорил: «Хотите избавиться от болезни, уберите ее причину!» И действительно, нет в доме Светки-вертихвостки, нет и дурацких, навязчивых видений!!!»
Насытившись, Суховеев распорядился поставить во дворе шезлонг, разделся до плавок и часа полтора бездумно нежился на солнышке. А затем решил искупаться в бассейне. В сопровождении несшего простыни охранника Коли он лениво проследовал вовнутрь, постоял с минуту на мраморном мостике, набрал полную грудь воздуха, зажмурился, нырнул и... сразу же наткнулся под водой на что-то мягкое. Открыв глаза, Вадим Петрович увидел перед собой мертвое женское тело в купальнике с распущенными, вяло колышущимися, длинными волосами. Остекленевшие глаза покойницы уставились прямо на него. Бывший киллер невольно содрогнулся. Это была Татьяна Васильевна Куманева, жена генерального директора концерна «Молох», которую в 1999 году заказал «любящий супруг». Согласно условиям контракта, Суховеев подстроил женщине «несчастный случай», а именно – утопил в ее собственном домашнем бассейне. Следственные органы тогда ничего не заподозрили, а «убитый горем» муж заплатил исполнителю триста пятьдесят тысяч долларов...
Между тем Куманева вдруг зашевелилась и попыталась ухватить Вадима Петровича худыми, скрюченными руками. С пронзительным, поросячьим визгом он пулей вылетел «на берег» и, дрожа как осиновый лист, спрятался за широкую спину охранника.
– Вам плохо, шеф?! – встревоженно спросил тот.
– Д-д-да! – пролязгал зубами Суховеев. – Т-т-там б-бабский т-труп п-плавает!!!
– Не может быть! – воскликнул Коля и, не раздеваясь, бултыхнулся в бассейн...
– Вам показалось, Вадим Петрович, – спустя несколько минут осторожно доложил вымокший до нитки охранник. – Ничего подобного в воде нет. Наверное, вы на солнце перегрелись!
– В-в-воз-зможно, – прошептал бывший киллер и, справившись с заиканием, в упор обратился к парню: – Достань мне сильнодействующее успокоительное, да пошустрее! Сумеешь?!
– Сделаем! – уверенно пообещал Коля. – У меня тетка в аптеке работает. Только позвольте воспользоваться вашей машиной! Иначе могу не успеть до закрытия.
– Пользуйся! – разрешил трясущийся в ознобе Суховеев. – Но смотри не подведи!
– Не извольте беспокоиться, – вежливо улыбнулся охранник, – ну, я пошел?! Вадим Петрович не ответил, с ужасом глядя, на медленно вылезающую из воды утопленницу...
После инцидента в бассейне видения уже ни на секунду не оставляли бывшего киллера. Покойная Куманева, выбравшись из бассейна, повсюду ходила за ним по пятам и время от времени пыталась схватить. К Татьяне Васильевне вскоре присоединились оба Барулина, дымящий неизменной сигарой Куликов, застреленные в 2000-м нефтяник Саблин, журналист Корнеев и депутат Соловьев, удушенный в 2001-м промышленник Лисицын и еще множество лиц, в разные годы умерщвленных Вадимом Петровичем. Более того, если раньше мертвецы вели себя спокойно и Суховеева не замечали, то теперь они, подобно Куманевой, начали проявлять нехорошую активность. Так, журналист Корнеев подставил Вадиму Петровичу подножку, нефтяник Саблин дал ощутимого пинка, Барулин-младший попробовал съездить кулаком по физиономии и т.д. и т.п. Особенно вредной оказалась некая безымянная старуха, случайно убитая осколком при взрыве машины Барулиных. Она бросалась на Суховеева, постоянно норовя вцепиться в глаза сморщенными пальцами с желтыми ногтями. По счастью, покойники не отличались особой расторопностью, двигались замедленно, неуклюже, и бывшему киллеру по большей части удавалось от них уворачиваться. Зато приблизительно к пяти часам пополудни у «старых мишеней» прорезались голоса: еле слышные, похожие на шелест засохших листьев. Отдельные реплики, однако, удавалось разобрать.