Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Два последних домика прилепились к горе, дорога, как пришпоренная лошадь, взвилась на дыбы между скал, и через десяток виражей окончилась черной аркой ворот, обрамленных двумя сторожевыми вышками.
Ворота распахнулись, и джипы въехали внутрь.
Это был не дворец и не особняк, – это был средневековый замок, господствующий над местностью по всем правилам фортификации. На асфальтовой площадке за воротами стояли два десятка джипов, и над ними, как лабрадор над пекинесами, возвышался свежепокрашенный, словно блестящий от смазки БТР. Вправо от БТРа асфальт сменялся расчищенной галечной дорожкой, которая уходила вниз и обвивалась вокруг замолчавшего на зиму фонтана.
На самой вершине, на подворье, застланном белым грубым камнем, стояли, как опята на пеньке, несколько сплетенных боками домов – один побольше, остальные поменьше – и чуть в стороне высился опоясанный крытым ходом минарет, длинный, как гвоздь, которым горы приколачивают к небу.
За домами гора скатывалась вниз, продираясь сквозь колючие заснеженные заросли с укрытыми в них прожекторами и телекамерами, падала по каменной осыпи и вздымалась напоследок кулаками рыжеватых валунов, скатившихся с нее в незапамятные времена.
За валунами начиналось минное поле, заросшее торчащими из снега сорняками, а за полем – клубы проволоки, алюминиевые ангары казарм и обрывающаяся в никуда бетонная полоса: взлетка Бештойской авиабазы.
«Скорая» остановилась у одного из меньших домов. Возле крыльца играли в нарды двое автоматчиков. Джамалудин спрыгнул на землю и обратился к тому самому белокурому бойцу, который привлек внимание русского проверяющего:
– Похороните ее на Ассалыке. Соболезнования не будет. Та к и передайте всем, кто придет.
Дома Джамалудин снял с себя всю одежду, вымыл тело и волосы и чисто побрился. Он переоделся в чистую рубашку и брюки и сделал намаз, а потом спустился вниз, в гостиную.
Там, накрывая ужин, хлопотала его младшая жена, и в глубоком кресле перед столом сидел его брат, мэр Бештоя Заур Кемиров.
– Зачем ты поехал в Торби-калу? – спросил недовольно Заур. – Я велел тебе оставаться в городе.
– Прости, брат. Связь была плохая. Я же был в горах.
– У тебя слишком часто портится связь, когда тебе надо слушаться старшего брата, – ответил Заур, – ты когда-нибудь погубишь весь наш род.
Поднялся и вышел вон.
Род Кемировых был одним из самых знаменитых в республике. С материнской стороны они происходили от хунзахских ханов, по отцу же Заур Кемиров приходился внучатым племянником основателю советской власти в городе Бештое.
Влияние Кемировых простиралось далеко за пределы РСА-Дарго. Двоюродный брат Заура Кемирова, Аслудин, учился в Москве в Высшей партийной школе, а после перестройки занялся бизнесом. Он ввозил компьютеры и вывозил алюминий, продавал ваучеры и покупал акции, и, в конце концов, продав за триста миллионов долларов свои пакеты в российских сталелитейных заводах, занялся недвижимостью в Москве.
Другой двоюродный брат Заура, Шапи, тоже поступил в институт в Москве: это был институт стран Азии и Африки. В 1991-м году Духовное управление мусульман республики РСА-Дарго послало его вместе с другими образованными молодыми людьми в Каир, и Шапи так и не вернулся на родину. В 1994-м он переехал в Турцию, женился на дочке тамошнего министра обороны и стал уважаемым бизнесменом и известным членом кавказской общины.
В 1991-м, когда грянула перестройка, тридцатипятилетний Заур Кемиров был самым молодым в республике цеховиком. Его подпольные заводы выпускали все, – от блесток на лицо до джинсов «Ли Купер», но самым популярным изделием Заура были самогонные мини-аппараты, которые изготавливались на заводе, хозяйственным директором которого он формально состоял. Это был Бештойский машиностроительный завод, в принципе занимавшийся производством нефтеперерабатывающего оборудования. Самогонные аппараты были таким популярным видом продукции, что нефтяники из Сибири специально заказывали оборудование в Бештое, чтобы иметь возможность съездить в кавказские горы и получить там в подарок самогонный аппарат.
Рассказывали, что в это время один из сибирских нефтяников построил себе дачу с двумя подвальными этажами. Сверху дача выглядела как советская развалюха, а под землей все было заставлено чешским хрусталем, китайским фарфором и новейшей японской видеотехникой, которую партия тогда вагонами гнала в нефтеносную Сибирь.
Будучи спрошен следователями о причинах такого странного архитектурного решения, нефтяник сослался на культурное влияние Кавказа, и, в частности, города Бештой.
В поисках культурных заимствований этнографы с погонами поехали к хозяйственному директору Бештойского машиностроительного. Они уехали с полугодовым доходом Кемирова и двумя самогонными аппаратами в тщательно упакованных чемоданах.
Зауру Кемирову не понравился интерес следователей, и в 1989 году, через день после выхода закона «О кооперации», Заур зарегистрировал первый на территории Советского Союза кооператив.
Кавказ тогда еще не был тем полувоенным, полубандитским регионом, в который он превратился спустя несколько лет. Это был процветающий край, естественно богатый вследствие теплого климата, трудолюбивого населения, и оборонных заводов, в изобилии понатыканных по всем крупным и средним городам.
Заур Кемиров бросил все: подпольные цеха, должность директора, партийный билет и скорое членство в обкоме республики, и открыл в Бештое первый кооперативный ресторан. Потомок хунзахских ханов со своей женой лично выходил кланяться посетителям, и когда однажды его спросили, не зазорно ли ему кланяться черти знает кому, он ответил:
– Зазорно – это когда кланяешься следователям. А свобода – это когда кланяешься клиентам.
Ресторан Заура гремел по всей Аварии и Чечне. Люди проезжали по двести километров по горам, только чтобы поесть там, и книга почетных посетителей на первом этаже была раскрыта на странице, где красовались подписи Дудаева, Аушева и Хубиева.
Спустя полгода после открытия ресторана Заур посчитал доходы и огорчился. Он заработал в месяц шесть тысяч рублей, – огромные по меркам Союза деньги. Но цеховиком он зарабатывал вчетверо больше, и Заур понял, что ресторан – это мало.
К этому времени Заур уже пару раз побывал в Турции, и он обратил внимание на шоколадные батончики «Марс» и «Сникерс», которые продавались там в каждом супермаркете. По правде говоря, Заур был большой сладкоежка, и «Марс» ему очень понравился. Во всем Союзе не было ничего подобного. Шоколадка «Аленка», как полагал Заур, не годилась батончикам даже на кожуру.
Заур провел переговоры с англичанами, которые делали «Марс», и быстро понял, что они не продадут ему технологию и рецептуру. Он также сличил цены и понял, что импорт батончиков в Россию не может быть выгоден. Тогда Заур нанял российских технологов, и за пятьсот рублей они сварганили ему батончик ничуть не хуже «Марса». За две тысячи рублей Зауру списали в Краснодаре линию по производству шоколадных конфет, Заур перевез линию в Бештой и переделал ее под батончики.
Заур купил на оборонном заводе запасы фольги и заказал в типографии яркие не по-российски обертки. Для того, чтобы батончики хорошо продавались, Заур назвал их иностранным словом «Рикки-Тикки-Тау», а в качестве производителя он зарегистрировал в городе Бештое ТОО «Рикки-Тикки-Тау, Лтд».
В короткий срок батончики «Рикки-Тикки-Тау» завоевали все пространство России, от Каспия до Камчатки. У ворот фирмы стояли очереди. Батончики расхватывали вагонами. Все, кто покупали ребенку яркую конфету в фольге, были уверены, что покупают иностранное лакомство – ведь конфета называлась не «Аленка» или там «Белочка», а шибко по-иностранному, и была в такой яркой обертке, которую никогда не видели в Союзе.
Но главная причина успеха батончиков была не в обертке и не в названии, а в качестве. Заур делал батончики ровно по той технологии, которую разработали для него ученые. Там, где надо было класть килограмм какао, клали килограмм какао, а не семьсот грамм и не полкило, там, где надо было класть килограмм орехов, клали килограмм орехов. Работницу, которая однажды вынесла с фабрики упаковку яиц, приковали наручниками к линии на неделю, а потом уволили. Не воровал у Заура никто. В стране, где рабочие на фабриках тащили все, вплоть до цветного металла из машин, это приносило удивительные результаты.