Жесткая блокировка - Кулаков Сергей Федорович (первая книга .TXT) 📗
Роман почувствовал, что если не перейдет к осуществлению своего плана в ближайшие четверть часа, он не перейдет к нему уже никогда.
Но, вышагнув из кресла, вдруг обнаружил, что пол и стены медленно вращаются вокруг него. Пришлось даже сделать страховочный шаг в сторону, чтобы не упасть.
– Давай, я помогу тебе, – шепнула Марта, обвивая его шаткую поясницу.
Она уложили его на кровать и прилегла на минутку рядом.
Роман обнял ее, чувствуя, как голова глубоко уходит в подушку.
– Марта, – попытался он ее поцеловать, – ты только не подумай, что я пьян…
– Я сейчас приду, – сказала она, выскальзывая из его объятий. – Подожди.
– Угу…
Роман увидел, что она ушла в ванную, – и глаза его тут же сами собой закрылись. Сон накатывался с сокрушительной силой.
«Зачем я так назюзюкался? – подумал Роман, выплывая на секунду из забытья. – Я ведь что-то еще хотел сделать… Что-то важное… Хотел сделать…»
Он приоткрыл один глаз и увидел Марту. Она стояла у вешалки и рылась в карманах его куртки. Вот в руках у нее оказалась прямоугольная коробочка. Закусив губу, она принялась ее распаковывать.
– Марта, – выдавил Роман заиндевевшими губами, – ты что делаешь?
– Спи, идиот, – бросила Марта, едва взглянув на него.
Роман хотел двинуть рукой, чтобы подняться, однако рука не подчинилась. Он что-то еще промычал протестующее, но веки налились свинцом, в глазах потемнело, и он покатился в серое и бездонное.
Ночь с 14-го на 15-е июня
Протяжные, ухающие звуки раздавались через равный промежуток времени. Под эти звуки Роман и очнулся.
Сообразить, где он находится, и вообще про остальное, про самочувствие или, скажем, про состояние финансов, было очень сложно. Потому как его окружала непроницаемая темнота, а тело если и могло шевелиться, то так слабо, что это было почти параличом.
Все же помаленьку Роман начал двигаться. При этом он усиленно моргал, пытаясь понять, действительно здесь так темно или он ослеп?
Пришел к выводу, что скорее первое, чем второе. Глаза не болели, глазные яблоки находились там, где им положено находиться, и, судя по ощущению, послушно вращались во все стороны.
К этому времени руки ожили и начали ощупывать пространство. И почти сразу наткнулись на шершавую каменную поверхность. Другие отшибленные мертвым сном чувства тоже начали оживать, и к осязанию подключилось обоняние.
Лучше бы не подключалось, ибо ничего хорошего, кроме запаха плесени, крысиного присутствия и тяжелой, годами непроветриваемой затхлости оно не учуяло.
Все ясно, погреб. Или подвал, подпол – в общем, подземелье.
Или нет? Ухающие звуки не утихали. Насколько разбирался Роман, они принадлежали какому-то представителю семейства совиных. То есть либо рядом лес, либо его заточили в некое подобие башни. Ибо в подполе совы не живут.
Роман поднялся, чувствуя тошнотворную слабость и особого рода тоску, свойственную рано начавшемуся похмелью. О том, что с ним произошло в целом, он старался пока не думать. А то оставалось только головой о стену…
Он начал осторожно передвигаться по стене, ведя руками вверху и внизу. Могильная, лилово-черного цвета темнота не позволяла разглядеть ни щелки, ни полщелки. Но все же кое-что он минут через десять прояснил.
Его заперли в небольшом помещении пять на шесть шагов. Это не был подвал, потому что дверь обнаружилась в одной из стен, а не в потолке. Скорее, сарай или склеп.
Кто запер, зачем запер, как он вообще сюда попал, куда делась вероломная Марта, – эти вопросы имели пока только весьма приблизительные ответы. Понятно было одно: прояснения не наступит, пока кто-нибудь не придет и не откроет дверь. А вот когда придет, это был вопрос вопросов.
Роман стукнул кулаком в дверь.
– Эй! Есть кто?
Глухая тишина доходчиво разъяснила, что упрятали его очень далеко и надежно. Даже связывать не стали. И охранник не потребовался. Значит, уверены в крепости стен и запоров.
Роман ударил еще раз, сильнее. Та же тишина, в которой, как в вате, вязли все звуки.
Снаружи никто не отзывался.
Усевшись на пол, Роман скрестил особым образом пальцы и стал делать дыхательную гимнастику. Спертый воздух, вонь и шорох быстрых лапок по углам не давали того прилива живительной энергии, какой дает свежесть соснового бора или рассвет на океанском побережье. Но все-таки после серии вдохов-выдохов он ощутил, что вялость исчезает и мозг начал работать интенсивнее.
Процесс восстановления шел примерно так.
Вдох. Задержка дыхания. На медленном выдохе:
«Ну-ты-Марта-стерва-а…»
Последнее слово тянулось очень долго, как только можно долго. Затем, не вдыхая, надувание живота и – снова выдох с поджиманием диафрагмы.
«Ну-ты-стрерва-а».
Пауза. Снова медленный вдох. И на выдохе:
«А я осе-о-о-ол».
Толчок животом.
«Осе-о-ол».
Далее вдохи, выдохи и паузы шли в той же строгой последовательности, но мысли потихоньку менялись.
Так, появилось одно соображение, вроде бы незначительное, но все-таки внушающее некую надежду. Развивалось оно по возрастающей, через обязательный вдох-выдох. И дробилось на следующие фрагменты.
«Могли бы убить».
«Но не убили».
«Почему не убили?»
«Я им зачем-то нужен».
«А зачем я им нужен?»
«Вот и надо их об этом спроси-и-ить».
Последняя серия задержек дыхания была самой продолжительной. Обычный человек упал бы замертво, если бы его заставили в течение четверти часа проделывать то, что проделывал Роман.
Он же поднялся легкий, сосредоточенный и спокойный. Тьма, окружавшая его, уже не казалась враждебной.
Снова постучав в дверь и убедившись, что поблизости никого нет, начал серию разминочных упражнений. Сейчас не было времени на полный комплекс, пришлось разминаться по сокращенной программе, выделяя только те мышцы и сухожилия, которые ему были необходимы для осуществления задуманного.
Он особенно старательно проработал запястье правой руки, локоть и плечо. Хорошенько покрутил поясницу и тазобедренные суставы. Он не хотел получить травму. Это сразу же ставило крест на дальнейших действиях, если таковые понадобятся. Поэтому к разминке Роман отнесся очень серьезно. В конце подвигал шеей и замер, приводя весь организм в равновесие.
Когда ощутил абсолютное спокойствие, шагнул к двери, встал перед ней в позу всадника.
Медленно протянул руку открытой ладонью вперед. Коснулся основанием ладони шершавой доски. Отнял руку. Поднялся, подышал.
Снова сел в стойку. Сделал несколько движений рукой вперед-назад, каждый раз упираясь в дверную доску.
Замер, сосредоточившись на дыхании. Сейчас вся его энергия собралась в точке «ки» – чуть ниже пупа. Он вдохнул, разгоняя ее по всему телу, на миг задержал в себе – и с резким выдохом послал вместе с выброшенной рукой вперед.
Послышался треск ломаемого дерева. Роман не ощутил удара тем местом, которым бил, только в плече отдалось, и его немного отбросило назад.
Выпрямившись, он перевел дух и ощупал дверь. Одна из досок, вторая от косяка, была проломлена в средней части.
Увы, снаружи не оказалось светлее. Та же темнота, ни одного просвета. Что за притча?
Потряхивая кистью, Роман просунул левую руку в пролом и нащупал… амбарный замок. Вот же гады, заперли на совесть.
Пришлось еще раз напрячься и проломить соседнюю доску. На этот раз вышло не так удачно, рука онемела и чувствительно заболело плечо. Зато щель образовалась достаточная для того, чтоб худощавый Роман смог в нее пролезть.
Выбравшись из одного узилища, мелкого, он оказался в другом, более крупном. Какой-то большой сарай. Запахло сеном, навозцем. Сбоку обозначилось узкое, в бревно, окно, в котором виделось ясное звездное небо.
Так, ясное небо. А когда он… э-э… засыпал, шел дождь и до ясности на небе было далеко. Значит, либо он очень долго спал, либо оказался в местах, изрядно отдаленных от Быхавы.
