Мастер-снайпер - Хантер Стивен (книги онлайн txt) 📗
— Видите? На полу. Он обгорел, и большая часть лица изуродована. Он в купальном халате. Это ведь не Репп?
— Не Репп.
— Верно. Реппа в купальном халате не застанешь. Это инженер, да? Фольмерхаузен?
— Да.
— Ну что ж, ничего не попишешь.
— Вы упустили его.
— Угу. Он каким-то образом ускользнул. Сволочь.
— И концы оборвались.
— Может быть. Может быть. Мы попробуем что-нибудь откопать в этих развалинах. И вот еще… — Он что-то протянул Шмулю. — Вы знаете, что это такое?
Шмуль взглянул на маленький металлический предмет, лежащий на раскрытой ладони Литса. Он чуть не засмеялся.
— Конечно, знаю. Но что…
— Мы нашли этот предмет здесь. Под Фольмерхаузеном. Он, должно быть, лежал на столе, который тот свалил, когда падал. На нем надпись на идише, не так ли?
— На иврите, — поправил Шмуль, — Это игрушка. Она называется драйдел. Волчок, его крутят. — Он делал это и сам сотни, тысячи раз, когда был мальчишкой. — Это для детей. Вы делаете небольшую ставку и крутите волчок. Ставите, на какую из четырех букв упадет волчок. Обычно играют во время хануки.
Драйдел был похож на игральную кость с осью посередине, буквы почти стерлись от прикосновений маленьких пальчиков.
— Игрушка очень старая, — сказал Шмуль. — Возможно, довольно ценная. По крайней мере, в качестве чьей-то фамильной вещи.
— Понятно. А что означают эти буквы?
— Это первые буквы слов одной религиозной фразы.
— И что это за фраза?
«Великое чудо свершилось здесь».
15
Репп почувствовал голод и остановился. Съесть хлеб сейчас или попозже? Ну а почему бы и не сейчас? Он усиленно шел полночи и большую часть дня, подгоняя себя, и скоро должен выйти из леса на Баварскую равнину. Хорошее продвижение, прикинул он, даже с опережением графика; добрый знак, учитывая его несколько, э-э, поспешный уход. Он сел на поваленное дерево на лугу. Наконец-то он вышел из хвойной зоны и оказался в районе вязов и тополей. Репп знал свои деревья, а тополя были у него любимцами, особенно в погожий летний день, как этот, когда бледное солнце зажигает их каким-то магическим образом — они мерцают лимонным светом, прозрачным и мистическим, в котором проглядывают контуры ветвей. Спокойная, суровая красота дня делала это зрелище еще более прекрасным, — чистая красота, без излишеств, без каких-то там веяний, без вычурности, и Репп улыбнулся всему окружающему, заодно и тому, что его собственная чувствительность к этому не загрубела от войны. Репп любил природу: он полагал, что она способствует здоровью, укрепляет тело и очищает голову. В тяжелые времена, вот как сейчас, природа приобретала особое значение для его высших инстинктов, хотя очень редко естественная красота природы интересовала его сама по себе, без связи с более прозаическими потребностями, такими как линия огня, расположение автоматического оружия, схемы минных полей и так далее.
Он откусил хлеб. Черствый, хотя вкус великолепный. Очень хорошо, что хлеб оказался в мешке, когда появились американцы. Времени хватило только на то, чтобы схватить мешок, забросить его за плечи и направиться к туннелю. Репп долго полз по голой земле под градом падающих американских пуль. Наконец он скатился в канаву возле входа в туннель.
Вообще-то туннелей было шесть. На этом настоял Репп. Он был осторожным человеком, всегда тщательно продумывал все вероятности, а поскольку в конце весны 1945 года в Германии не оставалось места, которое было бы полностью защищено от внезапного вторжения туда вражеских войск, он не желал в подобном случае оказаться в ловушке. Он открыл замаскированную крышку и нырнул в узкий проход. Быстро пошел вдоль туннеля. Место было тесное, способное вызвать клаустрофобию, пространства хватало только для одного худощавого человека. Когда Репп спиной задевал за потолок, на него сыпалась пыль. Вокруг царила непроглядная тьма. Реппа охватило сильное чувство одиночества. Он знал, что даже смелый человек в таком тесном пространстве, как это, может впасть в панику. И кто знает, какие существа могли устроить здесь свои норы? Здесь было сыро и пахло глиной. Зловещее место, могила. Мир мертвых.
Репп напомнил себе, что надо быть осторожным. Слишком богатое воображение может убить так же быстро, как и вражеские пули. Но он привык работать на открытых местах, когда у него за спиной было просторно. А здесь, кроме темноты, ничего не было. Он мог поднести руку к лицу, держать ее всего лишь в двух-трех сантиметрах от глаз, и все равно ничего бы не увидел.
Репп машинально пробирался вперед, думая о том, что для него это определенно самый тяжелый момент во всей войне; при этом он отчаянно старался сосредоточить свое внимание на физических проявлениях — движениях рук, толчках ног, продвижении вперед всего тела. Крыша туннеля давила ему на плечи. Она могла обрушиться в любой момент. Репп пробирался вперед. Вот еще несколько метров.
Он провел под землей, как ему показалось, несколько лет, пока не добрался до конца. Оставались последние метры, но тут у него внутри встрепенулась паника — он представил ее в виде совы с бешено хлопающими крыльями. Холодный воздух ударил в ноздри как пьянящий аромат, густой и чувственный. Желание вырваться из отверстия и плясать от радости было неудержимым, но Репп поборол его. Он вылез на поверхность осторожно, без резких движений. Вылез буквально в нескольких метрах от края леса. Сражение еще продолжалось, в основном это были неясные огни и отдаленные звуки в стороне лагеря, но у Реппа не было времени, чтобы задумываться об этом. Он продолжал ползти среди деревьев, таща за собой мешок и винтовку. Один или два раза он замирал на месте, чувствуя поблизости присутствие человека. Обретя наконец уверенность, что он остался один, Репп остановился, быстро сверился с компасом и определил направление.
Его путь проходил мимо стрельбища. Хотя было еще совсем темно, Репп обогнул его, не желая рисковать и показываться на открытом пространстве. Внезапно раздался голос, наглый, американский. Репп моментально нырнул обратно и залег, тяжело дыша. Американцы? Так далеко?
Репп отодвинул кусты и уставился в темноту. Он разглядел смутные фигуры двигающихся людей. Должно быть, какой-то патруль, дополнительные меры безопасности. Но когда его глаза начали привыкать к темноте, он разглядел, что люди собираются вокруг каких-то белых покрывал. Он попытался уловить смысл происходящего и…
Парашютисты.
Теперь он точно знал, что это вовсе не превратности войны. На его территорию вторглась американская разведывательная группа.
Парашютисты прибыли с определенной целью.
Они пришли за ним.
Репп понял, что на него охотятся. Он почувствовал тяжесть в животе. Если бы это была просто перестрелка, его мастерство против их, — это было бы одно. Но данное дело было намного сложнее, и его собственные действия являлись лишь одним из путей к достижению цели. Он был уязвим по крайней мере в тысяче других отношений. Он мог прекрасно передвигаться, блестяще проделать все, что требуется, и все равно проиграть.
Он опережал их, но с каким преимуществом? Что им известно? Что осталось среди развалин пункта № 11? Видели ли они документы из финансового отдела? Докопались ли до секрета названия «Нибелунги» — любимого названия рейхсфюрера, шутки, которой он восхищался?
Самым худшим было, если они докопались до другой половины операции «Нибелунги» — до испанского еврея, ради которого все это и организовывалось.
Репп убрал остатки хлеба в мешок и пошел дальше.
16
У Литса были большие проблемы. Он не только не поймал Реппа, но и не имел представления о том, куда делся этот чертов немец. Хуже того, он не знал, в каком направлении двигаться дальше ему самому. Его археологическая экспедиция в развалины пункта № 11 провалилась — ничего, кроме сгоревших дел и разбитого, почерневшего оборудования. И трупов. И во всем этом не было ни единого осколка, ни единого лоскутка, ни единого обломка, который мог бы привести к следующему шагу. След был потерян.
