Контуженый (СИ) - Бакшеев Сергей (читать книги полностью txt, fb2) 📗
— У вас был рюкзак, — настаиваю я.
— Обознались. Рюкзак не мой.
Меня напрягает ее упорство:
— Вы определитесь: «не мой» или «не было»?
Женщина озирается по сторонам. Ее бегающе зрачки фиксируются на темной вазовской «девятке». Машина стоит в отдалении, но женщина смотрит именно туда.
— Думаете, в машине забыли? — Я пытаюсь объяснить ее растерянность.
— Да, — соглашается она.
Мне становится дурно. Я настаиваю:
— Вы зашли в автобус с рюкзаком. Вернитесь, посмотрите.
После этих слов женщина шарахается от автобуса:
— Нет. То не мой рюкзак. Ихний.
Я вцепляюсь в нее. Она приехала на машине. Почему? Здесь голосуют местные. Я спрашиваю громко, чтобы услышали жильцы:
— Вы из какого дома?
Местные оборачиваются, на лицах недоумение, никто не вступается за женщину в розовой курточке. Я помню, как ее плечо оттягивал рюкзак. Избавившись от тяжелой ноши, она показалась мне стройнее. Женщина смотрит то на автобус, то на «девятку». Водитель «девятки» опускает стекло.
Женщина истерит:
— Видчепися! Немае у мене ниякого баула!
В моей голове боль, из носа кровь — вывод однозначен.
— Ты врешь! Михалыч, она подкинула в автобус рюкзак.
Михалыч соображает быстро. Он заскакивает в автобус и вскоре слышен его крик:
— Всем выйти! Заберите ящик!
Толпа шарахается. Из автобуса высыпают люди. Последней спускается хрупкая девушка. Она прижимает к груди прозрачный куб с бюллетенями, запертый на замочек. Спотыкается, падает, но не выпускает ящик.
В двери автобуса показывается Михалыч с рюкзаком болотного цвета. Упавшая девушка перегораживает ему путь. Бледное лицо Михалыча перекошено от тревоги. Выбросить опасную ношу не решается, люди не успели разбежаться. Михалыч спешит к другому выходу.
— Оставь и выходи! — воплю я.
И в этот момент гремит взрыв. В том месте, где был Михалыч, огненная вспышка. Автобус вздрагивает и изрыгает во все стороны стеклянный град и железные осколки.
Я оглушен и ослеплен. Нахожу себя стоящим на четвереньках. Рядом визжит упавшая женщина в розовой куртке. Подкатывает «девятка». Я замечаю открытое окно и ствол пистолета. Обученное тело вжимается в землю. Хлопки выстрелов, рев удаляющегося мотора.
Я снова на четвереньках. Пули предназначались не мне. На розовой куртке черные дыры с кровавым ореолом. И предсмертный хрип той, что врала мне в глаза:
— Доча моя в Запорожье… Заставили…
На этот раз она не врет. Я расстегиваю ей курку, осматриваю раны, зажимаю самую кровоточащую.
— Потерпи. Сейчас помогут.
Я ищу глазами помощь. Рядом сидит та самая упавшая девушка, по виду вчерашняя школьница, и отряхивает пыль с прозрачного бокса. Она заторможена, но цела — это легкая контузия. В пробитом ящике для голосования горячий осколок оставил подпалину на стопке бюллетеней. Кажется, это волнует сейчас девушку больше всего.
Тело женщины под моей рукой содрогается. Ее взгляд туманится и уплывает куда-то далеко. Наверное, к доче. Она затихает с раскрытыми глазами. Навсегда.
Я рассматриваю свои окровавленные руки. На запястьях защелкиваются наручники. Меня вздергивают, обыскивают и толкают прикладом в спину к военной машине.
38
Я в камере без окон сижу на жестких нарах. Лязгает засов железной двери.
— Контуженый Никита Данилин на выход!
Конвойный сопровождает меня из подвала в кабинет. Это уже третий вызов на допрос за полдня после взрыва в автобусе для голосования. На этот раз помимо суровых военных в кабинете женщина.
Майор, старший по званию, командует даже ей:
— Алена Анатольевна, забирайте Никиту Данилина. Под вашу ответственность.
Я с удивлением узнаю Алену, начальника цеха с «Краскопласта».
— Свободен, Данилин, — продолжает майор. — Пришло подтверждение от ЧВК «Вагнер». Боец с позывным Контуженый проходит реабилитацию.
Мне возвращают документы и вещи. Мы с Аленой покидаем военную комендатуру. Уже ночь. Вдыхаю полной грудью свежий воздух, после спертого духа подвала это особое удовольствие.
— Посчитали меня диверсантом, — объясняю Алене свой арест.
— А меня пособницей диверсанта.
— Почему?
— Я последняя, кому ты звонил. За час до теракта.
— Разобрались.
— Разборок бы не было, если бы ты террористке не помогал. Зачем?
Я пожимаю плечами:
— Женщину ранили, я был рядом.
— Не женщину, а террористку. И не ранили ее, а ликвидировали свои же.
— Я рассказал, как было. Про женщину с рюкзаком, Михалыча и про «девятку» цвета «мокрый асфальт».
— Тебе повезло, что комендатура быстро обнаружила «девятку». Диверсанта ликвидировали при задержании. При нем нашли оружие и устройство для активации бомбы.
— Откуда ты знаешь?
— Я своя, родилась здесь и выросла. Меня знают и доверяют.
— Я тоже свой! Освобождал ЛНР, был ранен, лечился здесь.
— Вот именно.
— Что не так?
— Майор в больницу звонил. Ему объяснили, что тяжелая контузия — это травма мозга. А мозг наша сущность. Ты мог стать другим человеком.
— Диверсантом?
— А разве ты остался прежним?
Вздыхаю и честно сознаюсь:
— Не совсем.
— Поэтому тебя отдали на поруки благонадежной гражданке.
— Сама вызвалась?
— Не нравятся мои руки?
— Я жрать хочу.
— Еще услугу за тебя обещала.
— Себя?
Алене импонирует мой испуг:
— Новые окна! Это дефицит. — Она открывает дверь военного УАЗа. — Садись, Никита. Я договорилась, нас довезут. Иначе патруль задержит.
Мы дома у Алены, сидим напротив друг друга за столом на кухне. Я ем, она смотрит, подперев ладошками щеки. Только водку пригубила вместе со мной и не поморщилась.
За окном тихо, а в моей голове вспышка той роковой ночи. Сжимаю виски, трясу головой:
— Ребята не дожили. Сейчас бы порадовались. Особенно Днестр. Если Луганск с Донецком в России, то и до Приднестровья дело дойдет.
— Никита, ты опять за свое. Сколько можно?
— Я бы давно забыл, если бы всё помнил. Где был Русик в ту ночь? С нами или нет?
Алена цепляется в мои руки, заглядывает в глаза:
— Жизнь слишком коротка, чтобы подолгу копаться в прошлом. Так и будущее пройдет мимо.
В этом она права, и я киваю:
— Жизнь слишком коротка, особенно на войне.
Алена отбрасывает мои руки.
— Ну хорошо. Я узнала, как ранили Руслана Краско. Если тебе это поможет…
— Как?
— Говорят, он хотел приспособить квадрокоптер для сброса гранат. Придумал какой-то зацеп.
— Да, точно! Русик экспериментировал, то одно попробует, то другое, чтобы сбрасывать по команде. Трудность в том, что граната на квадрике уже должна быть без чеки.
— Вот он и попробовал. Неудачно. Граната упала ему под ноги, Руслан успел накрыть ее тяжелым бронежилетом, который ударил ему в лицо. Сломанный нос, неприятные раны на лице, зато теперь он далеко от войны и владеет востребованным бизнесом.
— Значит, Русика не было с нами в последнюю ночь.
— Это случилось на следующий утро.
— Ему повезло.
— Тебе тоже. И тогда, и сегодня, — напоминает Алена.
Она убирает со стола грязную посуду, а я продолжаю выяснять:
— Кто-нибудь из местных видел Руслана Краско? Он мог приехать домой и не зайти на завод.
— Как? У него даже ключей нет. За квартирой присматривает наш завхоз.
Странно. Руслан не приезжал в родной город, зато был в Дальске. Раненный в лицо встречался со Златой. После чего она исчезла. Могла испугаться моего возвращения, а могла и раненного незнакомца. В любом случае Злата что-то знает.
На пустом столе остается бутылка водки и две стопки. Алена действует, как начальница. Она разливает водку и спрашивает:
— Ты на всю жизнь теперь Контуженый? А какой ты в прошлом, Никита Данилин?
Вопрос застает врасплох. Мог бы прежний Никита поставить на место Макса Лупика? Или дать отпор жадному таможеннику? Вряд ли.