Оперативное вторжение - Нестеров Михаил Петрович (электронные книги без регистрации txt) 📗
Трудная работа, напряженная... как у снайпера: длительная концентрация внимания, правильная глазомерная оценка величины расстояний, точная двигательная реакция, аккуратность в работе, самообладание и выдержка. Все эти качества нужны были и конвоиру. Он словно черпал их из морозного воздуха.
Один короткий замах ломом, второй, третий. Удар металлическим карандашом по желтоватой сосульке.
Короткий замах – это прикидка на цель, а цель – это башмак под колесом вагона. Еще один замах – снова прикидка и оценка: пора наносить решающий удар или потренироваться еще? Рановато, кажется. Третий замах – удар по сосульке.
Замах – прикидка. Глазомер, двигательная реакция. Выдержка прет наружу. Выполнение боевой задачи в одиночестве.
Пора? Нет, рановато. Нет пока уверенности. Нельзя хлопнуть себя по бедрам: «Ой, извините! Не туда попал, промахнулся».
Не смеши сам себя, не надо, уговаривал себя конвойный. Смех нервный, на грани срыва. Плюс напряженные взгляды товарищей. Неприятно, когда смотрят тебе в спину, и в сто раз хуже, когда смотрят прямо на тебя. Даже покачиваются, кусая губы от напряжения. Болеют, суки! Переживают за метателя лома, фанаты!
Пора? Нет, рано. И на втором замахе не получится.
Забавно, подумал Винниченко, пытаясь освободиться от чрезмерного напряжения. Забавно посмотреть, как выстроились конвойные и осужденные в тамбуре. Колонна из десяти человек протянулась до самого титана. Конвоир дышит в затылок колоднику. Нечетные номера у конвойных, четные у осужденных. Прилипли друг к другу, словно не из вагона собираются прыгнуть, а совершить прыжок с парашютом из самолета. Придавливают друг друга, чтобы вывалиться из двери, как из тюбика, этакой двухцветной пастой. Синие прямо, белые направо.
Это осужденный на восемь лет Ильин выстраивал так конвоиров и их подопечных, даже шутил: «Шаг в сторону, прыжок вверх – попытка к бегству».
Сейчас ударить? Нет, посыл не вышел, лом лишь ткнется в башмак, может, чуть-чуть и продвинет его по рельсу, но нужно выбить его, посильнее замахнуться. Давай, олимпиец, у тебя одна попытка, и от тебя ждут мирового рекорда!
Боевики не видят меня, прикидывал нижегородец. То есть ноги видят, ледяные ошметки замечают. Мат слышат, удары лома. Привычно вроде бы. Главное – это повторяется. И не дай бог кто-то из них подойдет!.. Конвоир вытащит пистолет и заорет на весь парк: «Достали, б...ь! Охраняемый объект! Стреляю!» В этот раз натурально, не играя никакой чмошной роли. И выстрелит – если надо. В воздух.
Винниченко попробовал разозлить себя, представил образ Сашки Лучкина, которого убил чеченский снайпер. Но скоро понял, что такой допинг в деле не подмога. И вот странность: злости-то вроде и нет. Наверное, потому, что пока не осознал того, что больше никогда не увидит товарища.
Сложно, запутанно, глазам больно.
Замах.
Второй.
Третий.
Удар «карандашом» по желтоватой сосульке.
Ледяные ошметки в разные стороны. Щеки жжет от пристальных взглядов товарищей. Только четыре человека могут его видеть, а такое чувство, что все десять пялятся. Нет, пятнадцать, включая полковника военной разведки. Артемов занял крайнюю камеру и смотрит, смотрит в окно...
Первым стоит конвойный Томильцев Павел. За ним осужденный Николай Ильин, кличка – Чила.
Следующая пара: москвич Осипян Игорь – Мамонтов Алексей, Слон.
Москвич Ханжиев Виктор – александровец Царенко Виталий, Гадкий Утенок.
Бурят Савин Михаил – саратовец Тропкин Евгений, Гений.
Дронов Олег – нижегородец, Лопатин Павел, Лилипут – земляк Винниченко.
Из конвоиров в вагоне лишь Коля Приградов и начкар Родкевич. Оба наблюдают за противоположной стороной. Также затаившись, все внимание на прицепной вагон сосредоточили оставшиеся десантники: Данилов, Подушкин и Баранов.
Вот Винниченко поймал жест Ильина: «Все нормально». Чила едва ли не на голову возвышался над Томильцевым.
Забавно. Конвоир Паша Томильцев с пистолетом в кармане, арестант Ильин давит на него стволом «калаша».
Мысли Винниченко точно совпали с размышлениями Михаила Артемова: «Натуральный побег. Их этому учили. Во всяком случае, одного из них». В голове полковника родилась невообразимая по масштабам мысль: террористы захватили вокзал для того, чтобы Николай Ильин мог сбежать.
«Все, схожу с ума».
...Когда лом изменил привычное направление и его острие точно грохнуло в основание башмака, Винниченко негромко, неожиданно для себя и остальных прокомментировал:
– Хуяк!
Словно отдал команду.
Как он решился провести заключительный удар, и сам не понимал. И замах вышел хороший, и посыл плечом важнецкий. И звук соответствующий. Лязгнуло так, что в ушах зазвенело.
А вагон... ни с места. Словно примерз к рельсам. Как же так? Толкать его, что ли?
Винниченко послал беспомощный взгляд на морпеха...
Но то длилось секунду или две. Раздался скрежет, и вагон покатился под горку. Полметра, метр, полтора, два...
«Давай! – мысленно орал на него Винниченко. – Пошел, родимый!»
Чила придержал Томильцева за рукав куртки и в быстром темпе негромко прикрикнул на Винниченко:
– Пошел-пошел-пошел, Саня! Забегай вперед, чтобы тебя видели! Ломом, ломом работай! Как там? – не оборачиваясь, спросил Ильин.
– Еще чуть-чуть, – отклинулся сержант Данилов, вычисляя по ходу вагона сектор наблюдения боевиков. Когда он, по мнению командира отделения, сократился на нет и перевалил за ноль, он выкрикнул: – Есть!
Все сейчас работали. Абсолютно все. Пятнадцать человек стали одной командой.
– Пошел! – Чила подтолкнул конвоира и успел еще раз предупредить: – Первые номера направо, вторые – прямо. – «Перепутаются, потом возись с конвойными...»
Ботинки Томильцева коснулись земли. Шаг в сторону. На его месте тут же оказался Ильин – шаг вперед. В сторону. Вперед. Еще и еще.
«Красиво», – оценил полковник выход десантников и конвоиров. Десантники, пользуясь прикрытием вагона, мельтешением ног конвойных и колес, бежали к объекту. Конвоиры – на помощь товарищу. Не разберешь за этим мельканием, сколько человек высыпало из вагона.
Винниченко к этому времени успел нарисоваться в полный рост. Он бежал чуть впереди вагона и готовился к очередному отчаянному и рискованному ходу. Изловчившись, он, падая, преградил путь вагону ломом. Колесо ткнулось в преграду и, чуть сдвинув его, замерло.
Все замерло. Прекратился скрежет рассерженных рессор, недовольное попискивание колес о полотно, затихли быстрые шаги... Потом прорвало.
Столько оскорблений в свой адрес Винниченко не принимал еще ни разу. Кто-то из конвойных даже двинул его по голове:
– Че делаешь, мудила!
– Да я... – Саня нагнулся за упавшей шапкой.
– Лезь теперь за башмаком, баран!
На глазах двадцати террористов Винниченко полез под колеса. Глянул в сторону здания: никого. Словно никто, кроме уиновцев, из вагона не выходил. Четко сработали десантники, отметил Винниченко. И только сейчас его руки мелко-мелко затряслись. Отходняк.
Ухватив за ручку башмак, похожий на здоровенный фуганок, конвоир посмотрел в другую сторону. В окнах прицепного вагона замерло штук двадцать голов. Все неподвижны. А что дальше? Фиг его знает. Сработали вроде бы чисто.
Артемов уже стоял за спиной Родкевича.
– Давай, Андрей, пошел.
Когда начальник этапа присоединился к подопечным, Винниченко вытянулся. Демонстративно приподнял башмак, пожал плечами.
Родкевич и слова не сказал. Несколько секунд неотрывно смотрел на своего подчиненного, потом щелчком отбросил окурок и, развернувшись, вернулся в вагон.
– Молодец, Андрей, то, что нужно, – похвалил его Артемов. – Что там, Юра? – спросил он сержанта Данилова.
– Пока все тихо.
– Игорь?
– Чисто, – отозвался Игорь Баранов.
Вагон опять слегка тряхнуло, когда конвойный Осипян выдернул лом, а на его место снова стал башмак. Раздался смех, шлепки, подковырки.
Никто из уиновцев ничего не понял, когда несколькими минутами раньше Артемов, пожав руку Ильину и пожелав бойцам удачи, спросил у командира группы: