Танковая атака - Воронин Андрей Николаевич (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
Набрав полную грудь воздуха, чтобы не задохнуться в пыли, Белый разжал пальцы. Планета Земля дружески хлопнула его по спине, едва не вышибив дух, затылок ударился о какой-то корень. Больно не было – выручил шлем, но на какую-то долю секунды Белый почувствовал, что все вокруг него плывет, и сам он плывет куда-то вбок, плавно скользя и вращаясь, как планирующий с верхушки дерева осенний лист. Вполне по делу, но абсолютно не к месту вспомнился бородатый анекдот про доктора, который радовался, что мотоциклистов обязали ездить в шлемах: дескать, раньше их мозги приходилось соскребать с асфальта, а теперь они аккуратно лежат в шлеме…
Заросшее грязью, исхлестанное травой, исцарапанное камнями и корягами железное днище проползло перед глазами и пропало, в зрачки ударил яркий дневной свет и слегка замутненная пылью и дымом выхлопа небесная голубизна. Резво вскочив, Белый стремглав добежал до лежащей на земле кувалды, подхватил ее и рыбкой нырнул в первое попавшееся на глаза укрытие. Боковым зрением он заметил неторопливо продирающийся через густеющий березовый подлесок бронетранспортер. В кузове рядом с пулеметчиком стоял еще кто-то; там ярко, ослепительно блеснула отраженным солнечным светом стеклянная линза, но Белый не обратил на это внимания: у него хватало других забот.
Все случилось именно так, как он планировал, и даже чуточку лучше. Обнаружив, что его надули, оставив одного в пустой железной коробке, с грохотом и лязгом деловито прущей в никуда, Решето снова высунулся из командирского люка, держа карабин поперек груди, как заправский немецкий снайпер. При виде Белого, который, увы, выбрал далеко не самое надежное укрытие, он хищно осклабился и торопливо упер в плечо облезлый деревянный приклад, нежно прильнув к нему щекой. Но Белый не успел даже толком испугаться: с тупой исполнительностью старого немецкого унтера следуя в заданном направлении, «тигр» достиг цели и с оглушительным скрежетом налетел правой гусеницей на валун.
Он не опрокинулся, а лишь накренился, пытаясь вскарабкаться наверх, соскользнул, оставив на каменном боку валуна глубокие белесые борозды, и слегка изменил курс. Но резкий толчок сбросил Решетилова со скользкой железной ступеньки, палец дернул спусковой крючок, карабин выпалил в небо, выпал из машущих в поисках опоры рук и, лязгнув о броню, свалился на землю.
Белый вскочил и бросился вдогонку за танком. «Вилли» резко повернул налево и пошел напролом через кусты, чтобы стоящий рядом с пулеметчиком оператор успел заснять развязку на видео во всех драматических подробностях. Сверзившийся с лесенки Решето кое-как выкарабкался из люка, на животе сполз с башни на крыло, пробежал, балансируя руками, два или три шага, сорвался, упал, прокатившись кубарем, вскочил и, прихрамывая, бросился туда, где остался «маузер» с последним патроном в обойме.
Он почти успел, но «почти» не пошло в зачет и на этот раз. Подоспевший Белый, как хоккейную клюшку, сунул ему в ноги кувалду на длинной деревянной ручке. Споткнувшись, Решето с болезненным стоном плашмя рухнул на землю. Пальцы вытянутой руки коснулись ложи карабина, но тяжелая кувалда уже поднялась в воздух и, описав дугу, с хрустом ударила его между лопаток.
Решето пронзительно закричал, корчась на земле. Белый с натугой размахнулся и ударил снова, круша ребра и позвонки. Крик оборвался, превратившись в слабый, булькающий хрип, Решето перестал извиваться, только руки и ноги мелко, конвульсивно подергивались, как у распятой на лабораторном столе гальванизированной лягушки. Изо рта на песок, пузырясь, хлынула темная кровь, скрюченные пальцы правой руки выбивали на прикладе карабина мелкую дробь, как будто Решето пытался подать кому-то сигнал SOS азбукой Морзе. Обведенный причудливым узором кровавых потеков и налипшего песка глаз скосился вверх, на Белого. Кроме непереносимой боли и мольбы о пощаде, в его взгляде без труда читалось изумление: неужели это все наяву? Да ты что, братан, попутал? Это ж я, Решето!
– Х…ли ты смотришь?! – истерично выкрикнул Белый и, размахнувшись, как молотобоец, с хрустом и чавканьем ударил тяжелой кувалдой прямо по этому взгляду.
Из огромного, во всю стену, панорамного окна открывался великолепный вид на Москву-реку и подернутые легкой сиреневой дымкой заречные дали. Отсюда, с высоты, в хорошую погоду можно было заглянуть даже туда, где кажущийся бесконечным мегаполис все-таки кончался, уступая место жухлой зелени полей и постепенно наливающимся осенней желтизной перелескам. За окном, пробуя его на прочность, бесновался ветер, который здесь, на верхотуре, всегда дул с пугающей, почти ураганной силой. Но тройное закаленное стекло играючи противостояло его бешеным наскокам; бессловесные таджики-гастарбайтеры построили этот новенький, с иголочки, небоскреб на совесть, так что ветру, дождю, равно как и прочим неприятным погодным (и не только) явлениям, внутрь этой шикарной двухуровневой квартиры было не проникнуть.
Увы, с самого момента заселения здесь обитала разрушительная сила, по сравнению с которой даже торнадо мог показаться безобидным, как ласковое дуновение теплого майского ветерка. Огромная плазменная панель на противоположной от окна стене сверкала яркими красками; звук был включен почти на максимум, но телевизор не мог заглушить отголоски бушующего в соседней комнате урагана.
– Закрой хлебало и слушай, что тебе говорят! – почти визжал истеричный женский голос. – Как хочу, так и разговариваю! А как еще с тобой, мудаком, разговаривать? Что?.. Что-что?.. Генерал? Ах, генерал! Говно ты собачье, а не генерал! Я тебя вы…у, высушу и выброшу, будешь за Полярным кругом медведям портянки и хозяйственное мыло выдавать, генерал! И ничего от этого не изменится, понял? Даже звездочек у тебя на погонах не убавится – был генерал-лейтенант, а станешь прапорщик, только и всего. А то развелось вас, как на бродячей собаке блох – в кого ни плюнь, каждый, мать его за ногу, генерал! Слушай меня внимательно и запоминай: если завтра к десяти утра все бумаги не будут лежать у меня на столе, я тебя говно жрать заставлю!
Сергей Аркадьевич болезненно поморщился, неуверенно поиграл пультом, но увеличивать громкость не стал: телевизор и так орал, как на стадионе, и дальнейшие попытки заставить его перекричать мадам Кулешову могли привести к повреждению барабанных перепонок. Отложив пульт, он одним плавным движением поднял из кресла свое слегка погрузневшее, но еще не забывшее полученной в молодости спортивной подготовки тело и, шлепая задниками домашних тапочек, вышел из кабинета в холл.
Как он и предполагал, дверь в гардеробную жены была открыта. Армейский китель с полковничьими звездами на погонах висел на спинке стула. Поверх него были небрежно брошены защитного цвета рубашка и такой же, но на два тона темнее, завязанный кокетливым бантом дамский форменный галстук на резинке. Исходящий из открытой двери густой запах дорогих французских духов пребывал в разительном несоответствии с этими атрибутами суровой армейской жизни, как и остроносые, на высоченных шпильках туфли, что валялись на полу рядом со стулом.
Мадам Кулешова, одетая в облегающую форменную юбку защитного цвета и черный кружевной бюстгальтер, раздраженно тыкала кончиком непомерно длинного, разрисованного декоративными завитками и украшенного мелкими стразами искусственного ногтя в сенсорный экран телефона. Сто раз перекрашенные платиновые локоны растрепались в запале склоки, накачанные модным ботексом губы были недовольно оттопырены (как, впрочем, и всегда, поскольку ввиду явно избыточного количества введенного под кожу геля придать им какое-то другое положение было бы весьма затруднительно). Грудь гневно вздымалась, так что увеличенные силиконовыми имплантатами молочные железы едва не выпрыгивали из своих тесных кружевных гнездышек. Бедра у Марины Игоревны были узкие, зад плоский, а ноги худые и жилистые, с острыми, выпирающими коленными чашечками. Несмотря на это, она упорно носила мини, наивно полагая, что непомерное самомнение и надменное выражение лица с лихвой компенсируют любые физические недостатки. Нетерпеливо переступая босыми, в колготках с кокетливым швом ступнями, она закончила набирать номер и порывистым движением поднесла телефон к уху.
