Операция «Цитадель» - Сушинский Богдан Иванович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
– Я уже распорядился, – предупредил вопросительный взгляд Власова германский капитан. – Сейчас принесут. О нашем появлении фрау Биленберг уже знает.
Не успели они усесться и закурить, как дверь открылась и на пороге появилась официантка с каталкой, на которой стояли бутылка вина и блюдца с сыром, ветчиной и салатами. Этого уголка Германии и, в частности, этого санатория офицеров СС война со всеми ее продовольственными тяготами словно бы не коснулась. И это было одной из причин, по которой Власова тянуло сюда, как в оазис некоего довоенного благополучия.
– Но мне говорили, полковник, что вы уже предпринимали попытки создать русскую десантно-диверсионную часть, – произнес Власов вместо тоста, как только капитан разлил вино по бокалам.
– Предпринимал, ядр-рена.
В его устах это «ядр-рена» прозвучало как-то слишком уж по-русски, и очень плохо сочеталось с его откровенно азиатской внешностью.
– Причем задумывалась эта часть с размахом, в соединении с диверсионной школой, и происходило все это значительно раньше, нежели возникла сама идея Русской освободительной армии.
– Совершенно верно, ядр-рена!.. – Меандров залпом осушил бокал, по русскому обычаю крякнул, и лишь после того, как зажевал выпитое куском ветчины, горделиво признал: – Это был прекрасный план, ядр-рена! К этому времени мы уже могли подготовить две-три тысячи десантников-диверсантов и таким образом совершенно изменить ход войны. Вспомните, как прекрасно действовали германские десантники в момент нападения рейха на Польшу, в течение нескольких дней они буквально парализовали все оперативное управление польской армии. В СССР действия десантников могли быть еще эффективнее, поскольку за линией фронта оставались большие формирования антикоммунистических и национально-освободительных сил. Уже тогда…
– Не трудитесь убеждать меня в пользе воздушных десантов, – прервал его монолог генерал Власов. – Замыслы понятны. Почему не осуществили?
– Не позволили, ядр-рена.
– Кто именно препятствовал?
– То есть как это «кто»? Они же сами – немцы… – мельком и по-азиатски недобро взглянул Меандров на Штрик-Штрикфельдта… – Им вечно что-то мерещится, они вечно чего-то боятся. Если бы не их трусость, мы давно сформировали бы такую русскую армию, которая ни одному российскому императору не снилась.
– Относительно армии русских императоров?
– Относительно всего. Или, может, сразу же донесете на меня гестапо?
– Можете считать меня «своим» немцем, – шутливо успокоил его Штрик-Штрикфельдт, привыкший к тому, что русские офицеры всласть могли обругивать немцев в его присутствии, действительно считая его своим, «русским» немцем. Станете возражать, господин полковник?
– Русским – да все же немцем, – не стал жаловать его своим панибратством Меандров. – Так вот, я и говорю: немцам, вечно, ядр-рена, мерещатся какие-то страхи, – так и не угомонился полковник, обращаясь теперь уже к Власову. – Словно бы опасаются, что захватим Москву раньше них и вновь не допустим их туда.
Подтянутый, крепко сбитый, с мощным хрипловато-басовитым голосом, которым полковник каждое слово произносил так, словно выбивал его кремниевым кресалом, Меандров, несмотря на свою монголоидную внешность, представал сейчас перед Власовым в облике одного из тех, истинно русских, офицеров, которых ему еще пришлось повидать в роли «белых военспецов» Красной армии. Но которые затем, уже в тридцатые, в большинстве своем были расстреляны или загнаны Сталиным в концлагеря. Те же, что остались, сразу как-то сникли и гнусно опролетарились, дабы не выделяться среди массы рабоче-крестьянских командиров.
– Но ведь летом прошлого года вам все же позволили создать такой отряд. Помнится, вы даже повели его на задание.
Меандров устало взглянул вначале на Штрик-Штрикфельдта, присутствие которого все же явно мешало ему высказываться, что называется, от души; затем на Власова…
– Во-первых, командовал этими людьми, ядр-рена, не я, а некий обер-лейтенант СС. Я всего лишь был его заместителем.
– Упускайте детали, – сухо прервал его Власов, которому антинемецкие настроения Меандрова уже начали надоедать. – Отвечайте по существу.
– И потом… нас бросили не против армии, а против партизан. Вот тут и началось…
– Что, собственно, началось?
– А то, что против партизан карательствовать мои парни не хотели. Слишком уж недобрую славу нажили себе каратели по нашим деревням-селам. Кончилось тем, что в первый же день, как только нас переправили в район городка Остров, что в Ленинградской области, пятнадцать или шестнадцать человек перешло на сторону партизан. Да, перешло, признаю, – обращался он теперь уже к Штрик-Штрикфельдту. – Но это еще не основание для полной ликвидации по-настоящему элитной части.
– Просто этот бунт, этот саботаж ваших бойцов убедил германское командование, что часть к боевым действиям не готова, – скептически обронил Штрик-Штрикфельдт. – И это неоспоримо. Причем не готова прежде всего по духу своему, по идеологической подготовленности.
– Но ведь готовили-то нас, ядр-рена, для борьбы не с партизанами, а с армейскими частями, отрядами НКВД.
– Где бы вы ни базировались, рядом всегда оказывались бы партизаны, которые делали бы все возможное, чтобы истребить вас. И что, во время каждого нападения вы бы объясняли им, что с партизанами не воюете, дескать, держите нейтралитет?
– Это была бы иная ситуация, – огрызнулся Меандров. – Германские штабы сразу же дали нам понять, что намерены использовать нас лишь как карательно-полицеское подразделение. Это вызвало сильное неудовольствие.
– Давайте сразу же уточним, – вновь осадил его Власов, – мы готовимся для борьбы против всех, кто выступает в защиту коммунистов и советов. Поэтому попытка германских властей нацелить ваш отряд на борьбу с партизанами – не может служить оправданием дезертирству. Так что, в стремени, и на рыс-сях.
– Не может, понимаю.
– И потом, объясните мне: вы-то сами, оказавшись в тылу у красных, каким образом намерены были действовать? Как армейская часть? В открытом бою, в окопах? Или все же диверсионно-партизанскими методами? То есть теми же методами, которыми действовали против вас партизаны в районе Острова. Так где же приобретать опыт в германском тылу, как не в антипартизанских акциях? И вы еще пытаетесь оправдывать своих несостоявшихся диверсантов.
В комнате воцарилось неловкое, томительное молчание. Напрашиваясь на встречу с Власовым, Меандров был уверен, что тот безоговорочно поддержит его. Немцы отступают на всех фронтах. А значит, мелким группам диверсантов действовать будет трудно и бессмысленно. Понадобятся более крупные подразделения, способные объединять вокруг себя всех недовольных советами, поднимать целые восстания. Именно поэтому он и предлагает создать целую десантную бригаду.
– Ну что ж, ядр-рена, – нарушил затянувшееся молчание Меандров, – выходит, я опять не вовремя, опять не у дел?
– Позвольте, господин генерал, – неожиданно вмешался в их разговор Штрик-Штрикфельдт, – насколько мне известно, Русский Комитет принял решение о создании офицерской школы РОА.
– Хотя офицеров и генералов у нас и так хватает, – заметил Власов, – красных [43], белых и новоиспеченных русско-германских.
– Уверен, что господин Меандров – один из тех офицеров, которые вполне могли бы возглавить эту школу. В том числе она могла бы готовить и офицеров для десантно-диверсионных частей, что можно было бы предусмотреть специальной программой обучения.
Власов настороженно взглянул на капитана. Ему не ясно было: то ли тот высказывает свое личное мнение, то ли его устами уже глаголет кто-то из генштаба вермахта. Обычно немцы любили ссылаться на любой мало-мальский авторитет любого начальника, даже если в этом не было особой необходимости; лишь бы подчеркнуть, что приказ или идея исходят свыше. Но только не Штрик-Штрикфельдт.
43
Власов не лукавил. К осени 1944 года из бывших красных на стороне Германии сражались один генерал-лейтенант, шесть генерал-майоров, один бригадный комиссар, один комбриг, сорок два полковника, один капитан первого ранга, двадцать один подполковник, два батальонных комиссара и огромное количество офицеров чинами пониже.