Сармат. Любовник войны - Звягинцев Александр Григорьевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Голос этот заставил старика вскочить на ноги и согнуться в подобострастном полупоклоне.
— Нет, многоуважаемый Али-хан, — скороговоркой пробормотал старик, потупив взор. — Ему пока не лучше. Но ему пока и не хуже.
— Может, ты плохо ухаживаешь за этим человеком?! — грозно вскинул брови Али-хан. — Если с ним случится что-нибудь, я просто запорю тебя до смерти, так и знай! Я специально выехал из Пешавара вам навстречу, чтобы справиться о его здоровье. Если этот человек благополучно доберется до Пешавара, я заплачу тебе хорошие деньги, старик.
— Воля твоя, Али-хан... — еще ниже согнулся в поклоне старик. — Но поверь мне, мы и так должны благодарить Аллаха за то, что этот человек жив до сих пор. Разве ты сам не видишь, как тяжело он изранен, как много крови он пролил?..
— Что правда, то правда... — немного помолчав, согласился Али-хан. — Хоть с виду он и не кажется могучим, сил в нем, как я посмотрю, хватило бы на десятерых.
Когда Али-хан ушел, Мутталиб-ака облегченно вздохнул и присел на землю.
На поясе у старика висел старый обшарпанный штык-нож от «калаша». Сарматов пристально смотрел некоторое время на этот нож. Потом увидев, что старик отвернулся, он попытался дотянуться до него дрожащей рукой. Но сил у Сарматова хватило только на то, чтобы протянуть руку, которая бессильно упала, едва дотронувшись до вожделенного ножа. Как раз в этот момент старик повернулся к раненому и, перехватив его взгляд, удивленно воскликнул:
— Нож?! Тебе уже понадобился нож?! Зачем?! Ты ведь настолько слаб, что даже не сможешь удержать его в руках!
Сарматов тихо застонал от боли и своего бессилия.
— Да, я понимаю, что на войне каждый, даже самый слабый, должен иметь оружие, — Мутталиб покачал головой. — Но ты! Твоя жизнь и так висит на конском волоске, ты не должен сейчас думать об оружии. Оружие очень тяжелое, чтобы этот волосок смог бы выдержать еще и его...
Между тем моджахеды начали постепенно устраиваться на ночлег. Солнце спряталось за горы, и в небе появился белесый полумесяц луны. То там, то здесь на разные лады зазвучали заунывные молитвы.
— Пора молиться... — тихо прошептал старик. — Ты не волнуйся, я помолюсь за тебя перед Аллахом. Ты, конечно, можешь верить в другого бога, но тут я ничего не могу поделать. Так что я вознесу молитву Аллаху, а уж он там на небе, я думаю, разберется, что к чему. И похлопочет перед твоим богом.
Как сквозь дымку, Сарматов видел старика, который, вынув из-за пазухи небольшой коврик, аккуратно расстелил его, потом снял старые потертые сапоги, быстро ополоснул руки и ноги и стал на колени...
...Словно часть перерубленного пополам большого медного таза, висел высоко в небе полумесяц. Все небо вокруг него было усыпано мелкой, как соль, звездной пылью.
Сарматов лежал на носилках, стараясь не шевелиться, и смотрел в это черное звездное небо, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому шороху.
Где-то высоко в горах слышалось леденящее душу завывание одинокого, должно быть, матерого волка. «Наверное, он потерял счет времени и до сих пор ищет себе подругу, чтобы продолжить с ней свой волчий род», — подумал Сарматов.
От волчьего воя проснулись верблюды. Один из них шарахнулся в сторону и начал тихо урчать. За ним второй, третий... Через какую-то минуту уже все стадо находилось в диком возбуждении.
— Ну, что еще случилось?! — из палатки выбежал молодой погонщик, тот самый, который разговаривал со стариком утром. Он начал успокаивать верблюдов.
Животные постепенно угомонились и снова заснули.
— Шайтан бы взял этого проклятого волка! — злился парень. — Никак не даст нормально поспать!
Но и он через минуту возвратился в свою палатку.
— Ладно, хватит валяться, надо попробовать встать! — еле слышно прошептал себе под нос Сарматов.
Каждое движение губ, каждый глубокий вздох доставляли майору невыносимую боль. К тому же родной голос, его собственный голос казался Сарматову каким-то чужим, неестественным, стариковским.
Неподалеку на небольшой возвышенности горел костер. Вокруг этого костра сидели двое с автоматами и курили кальян. Даже в темноте было видно, что наркотическая «дурь» уже начала оказывать на них свое действие.
Нащупав в темноте какую-то палку, Сарматов, опираясь на нее, с огромным трудом поднялся на ноги. Сразу закружилась голова, застучала кровь в висках.
— Ничего, ничего, все нормально... — прохрипел он, сцепив зубы от боли. — Все хорошо, прелестная маркиза. Все хорошо, все хо-ро-шо...
Ноги его за те дни, пока он пролежал в повозке, занемели и не хотели слушаться. Но Сарматов заставлял себя делать шаг за шагом, при этом то и дело оглядывался по сторонам.
— Мне ведь совсем не больно. Мне абсолютно не больно, — сипел он, стиснув зубы. — Это же мне только кажется... Все хорошо, прелестная маркиза. Все хорошо, все хо-ро-шо...
И действительно, словно поддавшись его уговорам, боль начала постепенно отступать, только изредка кинжально впиваясь в тело, застилая глаза темной пеленой.
Но Сарматов уже не обращал внимания на боль. Он, в общем-то, привык к ней за то время, пока занимался своей нелегкой работой. Поэтому майор продолжал идти, медленно передвигая ноги, настороженно озираясь по сторонам.
Часовые безучастно посмотрели на него мутными глазами и о чем-то продолжили говорить дальше, весело улыбаясь. «Дурь» уже достаточно затуманила их мозги. Сарматов улыбнулся им в ответ и прошел мимо. Охранники сразу же забыли о нем и тут же вернулись к своей «соске».
Лагерь спал. Только изредка какой-нибудь из переминающихся с ноги на ногу верблюдов звенел сбруей или кто-то приглушенно вскрикивал в палатке, должно быть, увидев дурной сон.
Неуклюже продвигаясь между чернеющих в ночи палаток, Сарматов случайно споткнулся о камень и полетел на землю, вскрикнув скорее от неожиданности, чем от боли.
Оставалось каких-нибудь пять секунд на то, чтобы откатиться в кусты. Как только он успел спрятаться за ветками, из палатки вышел человек и настороженно начал озираться по сторонам.
Сарматов узнал его — это был тот самый человек, который о чем-то говорил сегодня со старым погонщиком. И раньше Сарматов тоже его видел. Видел тогда, у блокпоста, перед тем как потерял сознание. Американец еще заплатил тогда этому человеку деньги.
Внезапно Сарматов вспомнил его имя — Али-хан.
Затаив дыхание, майор следил за этим человеком. Али-хан долго и внимательно вслушивался в ночную тишину. Потом медленно направился в сторону кустов. Остановившись буквально в нескольких метрах от Сарматова, он расстегнул штаны и стал мочиться.
Помочившись, Али-хан еще раз оглянулся по сторонам и медленным шагом направился обратно в палатку.
— Странно... — пробормотал Сарматов. — Что-то здесь не так...
Выбравшись из кустов и уже совсем не обращая внимания на боль, он осторожно подобрался к палатке.
Али-хан сидел на небольшой подушке, скрестив ноги по-турецки, и пересчитывал деньги, то и дело слюнявя толстые заскорузлые пальцы. Доллары мелькали в его пальцах-сардельках с бешеной скоростью, словно карты в руках у профессионального шулера. Али-хан так увлекся своим занятием, что не заметил, как к небольшой щели припал чей-то глаз.
Посчитав деньги, пакистанец аккуратно сложил их в стопку, перетянул ремешком и спрятал в широкий кожаный пояс с множеством кармашков для обойм, какие носили еще в англо-бурскую войну.
Спрятав доллары, Али-хан внимательно оглянулся по сторонам, что-то бормоча на фарси. Сарматов, опасаясь, как бы пакистанец не заметил его, отстранился от щели.
Тем временем над высокими, заснеженными пиками гор уже начинал брезжить рассвет.
Али-хан между тем достал какой-то небольшой блестящий предмет, напоминающий милицейскую рацию. Вынул из металлического коробка несколько проводков и присоединил их к этому предмету. Потом он извлек из ящика маленький черный зонтик.
