Хранитель понятий - Майданный Семен (серия книг txt) 📗
Во-вторых, пришлось позырить, кто и как из подследственных перебирался через российские засады: перестройка, путч-91, заваруха-93, кризис-98. Владелец эрмитажных списков должен был пройти через все коряги без потерь, играючи.
В-третьих, владелец списков нагуливал жир за счет людей, сохранившихся во власти или около власти со старых времен. Или от их пристроенных родственничков. Короче, требовалось проглядеть, кто из трех на каких дрожжах поднимался.
Шрам посадил за задачи Антона. Антон опять же управился споро.
Сошлось как нельзя лучше. По всем пунктам лихо обскакал остальных один и тот же Ванька-встанька. Он твердо отвечал всем требованиям пунктов: «да, да, да». Он – это носитель фамилии Тернов. Тот, кто сидел чуть ли не на самом краю романовского стола, чья жена приходилась дяде Грише седьмой водой на киселе.
Сначала Шрам даже прифигел, как до него не доперли до темы, плававшей поверху. Потом поковырялся в вопросе и вчухал, что никто до него не натянул связь между списками и романовской свадьбой, а Тернову законтачить со списками без выхода на свадьбу было бы трудненько.
Вряд ли сам Тернов в романовские годы управлялся с Эрмитажем, молод был до неприличия, чтобы ворочать такими делами. Но вот завладеть списками – выкрав, выкупив, грохнув наивного фотографа – мог запросто. Тогда растолковывается весь тот сахар, что Тернов далее хлебал на жизненном пути полной ложкой. Как он вскочил в командный обоз к Собчаку. Почему вместе с Собчаком не покатился под откос. Как захапал нажористый спортивный пирог, на который разевали хлебальники очень многие, и подчинил себе все: от обломков ДОСААФа до «Зенита» и пляжного волейбола. Почему он сдружился и с новой городской властью, которая терпеть ненавидела людей прежнего мэра. И ведь даже в обычные бандитские игры Тернов не стал пылить, ему это было без надобности, и так все схвачено.
А вот на этом господина Тернова можно и поскользнуть.
Шрам рыбкой проскакивал между буксующими «Газелями» и «газонами». И пуще прочего молил высшие силы об одном. Чтоб его пацаны справились свинтить особу, особо приближенную к теневой стороне жизни, владыки всея спорта и физкультуры Санкт-Петербурга, и поэтому являющуюся бесценным источником информации.
Сегодня фишка шла. Фартовый день.
– Двадцать один, красное, – с энтузиазмом жмурика процедил дилер, расфуфыренный в бело-черное тряпье и «бабочку», будто представитель российско-канадской компании.
Опять попало. Вензелевская торпеда Факир ставил попеременно то на шесть цифр, то на дюжину. А потом отдыхал на цвете или чет-нечете. Куча перед ним мал-помалу увеличивалась.
Не в первый раз за вечер разжужжалась мобила.
– Да?
Думая, не поставить ли сейчас на цвет, типа, переждать до новой волны удачи, он выслушивал бубнеж в наушнике:
– Ты все понял, Факир? – шаркнул крокодиловой кожей по простатиту властный голос.
Факир настолько все понял, что забросил думать о фишках.
– Да, – пришлось ответить именно так.
Труба отправилась в карман. А фишки? День сегодня хороший. Надо ставить все на одну цифру. Сколько времени дано, чтоб добраться? Четырнадцать минут. Значит, надо ставить на четырнадцать. Но самому сеанса уже не дождаться.
– Луиза, – поднявшись, Факир поманил пальцем одну из знакомых телок, что работали в казино не по игре, а по развлечению клиентов. – Сядешь за меня, – сказал Факир, когда она подошла. – Выигрыш пополам. Завтра заеду. Поставил на четырнадцать. Смотри, если наколешь! Впрочем, сама все понимаешь.
Коза, ясная ива, не имела ничего против. Факир в гардеробе получил по номерку пальто и, крутя на пальце брелок, подгреб к вахте.
– Слышь, Факир, – виновато заныл охранник Толик, – тут такая заморочка. Никто не гадал, что ты так рано сегодня осипнешь…
– Не понял, – честно признался Факир.
– Ну, ты волыну в камеру хранения при входе сдал?
– Ну?
– Тут ее Мангуст ненадолго одолжил.
– Мою любимую волыну? Да я!..
– Через три минуты вернет. Тут одни урюки девок из стриптиза облапали, а башлять уперлись рогом. Вот Мангуст и взял твою дуру их пошугать. Перекури, он сейчас вернется. Кстати, знаешь последний прикол про Мангуста? Он у одного директора сына похитил, сказал, чтоб бабки принесли к Техноложке, а сам все перепутан, не дождался гонца с бабками у Политеха и отстриг мальцу уши…
– Петя! Секи, это лондонские котировки нашей женской сборной по синхронному плаванию, – вступил в борьбу за Апаксина букмекер Жорка и чуть не ухватил шефа за палец, чтобы ткнуть им в распечатку сегодняшней сводки.
– Пе-етр Михайлович, – тянула Лада.
– Чего распереживалась? – Апаксин все-таки оглянулся. – Влюбилась, что ли?
– Фу, скажете тоже. – Наедине-то они были на «ты». – Он, по-моему, ваще голубой, как все эти противные модельеры. Худой, патлатый, обтянутый, глаза подкрашены.
«А главное, на тебя, такую грудастую, не пялится», – мысленно дополнил Апаксин.
– Девочек жалко, Петр Михайлович. Замерзнут ведь.
– Девочек, говоришь? Девочек я всегда жалею. Ну так и быть… Ты пока, Жора, обведи все самое интересное в кружочек. Всякие спортивные рок-н-роллы побоку, посвятим сегодняшний день целиком «Зениту».
Пропуская в дверь, Апаксин игриво шлепнул секретутку Ладочку по тугой попке. Лада издала игривый стон, мол, только позови меня с собой, Петр Михайлович, и я приду сквозь злые ночи.
Модельер, возмечтавший без длинного разбега прыгнуть в люди, был похож скорее не на голубого, а на недокормыша из многодетной семьи. Наверное, обдуманно выбирал имидж, прикинул давить на жалость, прокатывать под «бедного еврея». Тем более, и национальность позволяла.
Явление в приемной Апаксина оборвало щебетание, окружавшее обогреватель. Длинноногая стайка моделек округлилась на многосильного спортивного туза сине-серо-зелено-карими фонариками, а Апаксин стыдливо опустил глаза чуть ниже. Модельки согревались помимо радиатора лишь нижним сине-бело-голубым бельем, напомнившим Апаксину песенку, запущенную в попсовый мир не без его участия: «Сегодня игра, все от винта, сине-бело-голубой – это наши цвета».
– Как и обещал, – заискивающе залопотал кутюрье. – Хотите? Посмотреть?
Посмотреть Апаксин захотел. Секретарша Лада, брезгливо косясь на модельера, по-цокала за шефом, держа наготове рабочий блокнот.
– Серия «Зенит», – затараторил проектировщик. – Повседневное белье, спортивное белье, купальники. Пойдет нарасхват. Разве не так?
Как учитель указкой, кутюрье приставил почти прозрачный палец к девичьей груди. К левой, прикрытой чашечкой лифчика, на которой улыбался полузащитник Кобелев. Сосок правой груди прикрывал от просвечивания нападающий Кержаков, серьезный и сосредоточенный. По узкой лямке бюстгальтера была пущена жизнеутверждающая дорожка кличей «„Зениту» – кубок УЕФА», «„Зениту» – золото России», «„Зениту» – Лигу чемпионов».
– Машенька, пройдись, – приказал кутюрье.
Машенька прошлась. От радиатора до Ладкиного стола и обратно. Зазывно ломалась от перекатов бедер надпись «Зенит» на фоне клубного флага, стилизованная на соответствующем месте под интимную стрижку типа «дорожка». Описывал плавные круги вместе с загорелым плечом тренер Морозов Ю. А. в виде наклейки-татуировки. Подрагивали на гуляющих ягодицах автографы всей команды.
Вздрагивало чуткое сердце Петра Михайловича. Дрожала от ревнивого негодования Лада, отслеживающая нарастание блеска в глазах любимого шефа. Вздрогнули от неожиданности модельки со своим модельером, когда нагрудный карман Апаксина зашелся переливами судейского свистка. То рассвирестелась шефова «мобила».
– Да?
– Петя, проверил, – сообщила мобила. – Тормознул такой англичашка в «Паласе». «Люкс» за пятихатку баксов. Когда ты с ним контачишь?
– Через два часа. – Апаксин, держа «трубу» у уха, прогулялся по ковру, чтобы получше разглядеть девочку, с груди которой рвались в игру два футбольных мяча, а ее «ворота» защищали трусики, сработанные под вратарскую перчатку.
