Угроза вторжения - Маркеев Олег Георгиевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
«Уже начали меня делить! — улыбнулся про себя Максимов. — Все знают, что первый, кто тебя пристрелит по приказу хозяина — твой телохранитель. Журавлев из бывших конторских, сразу видно. Соответственно, понимает, что Гаврилов в лучших кагэбэшных традициях обязал меня стучать на непосредственного руководителя. Итак, я стучу на Журавлева, а кто-то, скорее всего Стас, будет стучать на меня. Короче, тут не соскучишься!»
— К секретам мне не привыкать. — Максимов посмотрел на Журавлева и по его реакции понял, что с данными на охрану тот уже ознакомлен. — Силовой игры никогда не боялся, но лучше до нее не доводить. — Это уже адресовалось Гаврилову.
— Вы из кадровых военных, так я понял, — подал голос молчавший до этого Кротов.
— Да, — кивнул Максимов. «Странно, что этого оставили в неведении. Запомним».
Чтобы лучше понять человека, не вдаваясь в дебри современной психологии, Максимов использовал способ, известный еще на заре человечества, — тотем. Тотем — образ зверя, черты которого несет в себе человек. Индейцы называли самого мудрого Великим змеем, а уверенного в своих силах — Большим медведем. Принцип был прост, главным было — подметить в человеке характерную черту, роднившую его с миром природы, и человек становился понятным, а его поступки легко предсказуемыми, потому что не может быть в человеке больше, чем заложила природа.
Журавлев напомнил ему медведя-сидуна, не успевшего залечь в берлогу и коротающего зиму в полусне, полубреде. Больной, измотанный неустроенностью и неприкаянностью и поэтому смертельно опасный зверь. Кротова Максимов представил черным лисом и поразился, насколько точен образ. Кротов был весь пружинистый, нервный от непрекращающегося гона. В этой по-звериному острой жажде вырваться из кольца, как почувствовал Максимов, уже не было желания спасти свою дорогую, роскошно-черную, чуть побитую сединой шкуру. Старый лис уходил от погони, потому что для него это была единственная форма победы.
Максимов еще раз посмотрел на сидящих напротив него и пришел к выводу, что лис ему нравится больше.
— Простите за любопытство, но я всегда был несколько далек от касты военных. Мне всегда казалось, что они работают, вернее, служат за идею. — Кротов слегка прищурился, пытаясь рассмотреть Максимова, от чего еще больше стал похож на старого лиса, принюхивающегося к новому запаху в рядах загонщиков. — Какая идея привела вас к нам, если не секрет?
— Вы отстали от жизни, Савелий Игнатович. — Максимов улыбнулся. — За идею сейчас служат те, у кого нет возможности уволиться. Я уже давно воюю исключительно за деньги.
Кротов резко встал с дивана и пересек разделявшую их полосу света.
— Позвольте вашу руку, Максим. Я знавал профессиональных путан, кидал и разгонщиков. Но профессионального наемника вижу впервые.
Максимов встал и пожал сухие, цепкие пальцы Кротова.
Специально настраиваться не пришлось. Он сразу же понял, чем болен Кротов; Одиночеством. Смертельно болен одиночеством. Что это такое, Максимов знал по себе.
Половицы тяжело скрипнули, Журавлев враскачку подошел к Максимову и протянул руку. Рука была чуть влажной, пальцы — в застарелых никотиновых разводах.
— Ну вот и славно! — Гаврилов встал, склонил голову набок, посмотрел на них с улыбкой. — Святое семейство, ей-богу. Однополое, но это не важно.
Максимов вежливо хмыкнул, начальник все-таки, а если у начальника проблемы с юмором, то это не его беда, а подчиненных. Говорить Гаврилову, что мнение о нем, как о подлеце по жизни и предателе в душе, он уже составил, а его шакалье естество видно невооруженным взглядом, Максимов не собирался. Придет время, эти качества можно будет обыграть с пользой для себя.
— Все! — хлопнул в ладоши Гаврилов. — Церемонию вручения верительных грамот объявляю закрытой. Пошли обедать, подельники.
Стол был накрыт на веранде. Всем сразу бросилась в глаза белая скатерть и супница, стоящая в центре. Из-под приоткрытой крышки поднимался легкий пар. По-домашнему уютно пахло свежесваренным борщом.
Максимов посмотрел на приборы, аккуратно лежащие по бокам тарелок. Сервиз был старой работы, не дачная разносортица, и понял, что военно-полевые манеры придется временно забыть. Жить предстояло домом, раз и навсегда заведенным порядком. Судя по количеству тарелок, Стаса, как дворню, кормили в другое время и в другом месте.
Не успели сесть за стол, в дверь за спиной Максимова кто-то вошел. Он заметил, каким беспомощным на секунду сделалось лицо Кротова, и медленно повернулся. Сзади стояла женщина лет тридцати. Максимов, натренированный не только цепко схватывать приметы, но и чутко улавливать первое, самое чистое впечатление, когда человек воспринимается нутром, а не разумом, поразился ауре покоя и умиротворения, исходящей от этой женщины.
— Друзья, прошу любить и жаловать. — Гаврилов довольно улыбнулся, чувствовалось, что именно на такую реакцию он и рассчитывал. — Инга Петровна будет отвечать за домашнее хозяйство. Кроме того, она неплохая медсестра. Так что если у кого-то что-то заболит, обращайтесь смело.
«Начпрод, начмед и начальник особого отдела, — мысленно прокомментировал Максимов. — А в тихом омуте, кстати, черти водятся. И не кое-какие!», — добавил он, заглянув в серые глаза Инги.
Она относилась к тому редкому типу женщин, которых как ни одень, все равно будут выглядеть королевами. И ей не надо играть королеву: любой, оказавшийся с ней рядом, с удовольствием станет играть роль подданного и тайного воздыхателя. Первым вызвался на эту роль Кротов. Он сбросил разложенную на коленях салфетку, легко встал, поклонился:
— Савелий Игнатович Кротов.
— Очень приятно. — Инга улыбнулась, от чего у Кротова непроизвольно дрогнул кадык.
«Седина в голову, бес — соответственно», — подумал Максимов. Встать и поприветствовать Ингу в кротовской манере не было никакой возможности, для этого пришлось бы отодвигать стул со стопроцентной угрозой отдавить королеве ножки. Он, насколько было возможно, повернулся и коротко сказал:
— Просто Максим.
— Очень приятно.
По тому, как и с каким легким наклоном головы это было сказано, Максимов понял, что определен младшим помощником шестого королевского конюха. С пожизненным запретом на повышение оклада.
Журавлев засопел, снял очки и пробурчал:
— Журавлев. Кирилл Алексеевич.
— Вот и познакомились. — Инга обвела взглядом сидящих за столом мужчин. — Никита Вячеславович, я еще нужна?
— Нет, Инга. Борщик мы уж как-нибудь сами разольем. А будем готовы ко второму, позовем.
— Хорошо, — кивнула Инга. — Я буду на кухне. Перед тем как Инга внесла дымящееся блюдо с запеченной телятиной, Максимов успел по взглядам, которыми несколько раз перебросились Кротов и Гаврилов, немного разобраться в ситуации.
«Журавлев болен, ему не до баб. Мне по норме довольствия сексуальное обслуживание не полагается. Соответственно, женщина предназначалась для Кротова. Но Гаврилов, то ли из подлости, то ли по недоумию, нанял не узкобедрую прошмондовку, о которой наутро можно и не вспоминать, а самую настоящую женщину. Накладочка вышла! Кротова даже повело, бедного. И никакой он не советник. Такой же, как и я. Зверь в западне. А лучшего капкана для одинокого мужика, чем Инга, придумать сложно. Да, ребята, с вами до пенсии никак не дожить! Лихо работаете».
Когда Инга положила первый сочный кусок на тарелку Кротова, Максимов убедился, что прав.
«Старое правило: кто любит, тому и мясо. Несколько демонстративно получилось, барышня. Для меня стараешься. А зря, я свое место знаю», — подумал Максимов, старательно отводя глаза от наклонившейся над столом Инги.
Гаврилов, болтавший без умолку весь обед, наконец замолчал, вальяжно отвалившись на стуле. Кротов маленькими глотками пил кофе, каждый раз, поднося чашку к губам, почему-то прикрывая глаза. Журавлев, едва кончив есть, отправил в рот две таблетки, прожевал, поморщась, и запил чаем.
— Красиво жить не запретишь, как говаривал знакомый прокурор, — сказал он, вытирая белые комочки в уголках губ. — Жаль такой обед заедать лекарствами. Какие у нас планы, Никита Вячеславович?
