Крестовый отец - Майданный Семен (читать книги регистрация txt) 📗
А Плафон уже рассказывал за вертухайские шнурки:
– Ну, типа, не положено рядовым попкарям в ботинках со шнурками. Только офицерам дозволено. А тут один вертухай пошел к знахарке и говорит, хочу, мол, звание внеочередное. Та, типа, не удивилась, обсыпала ему лысину пеплом и дала пососать лягушечью косточку. И строго-настрого наказала в ночную вахту, когда командиры слиняют, переобуваться в ботиночки со шнурками.
Тот так и сделал. А в ночную смену редкий пошарь не прикемарит. Вот и наш под утро примостился на часок подавить харю. А вот знахарка эта совершенно не собиралась попкарю погоны лепить. На самом деле у нее неделю назад с поличным зятя-щипача взяли, а она очень не хотела, чтоб дочка того с зоны ждала. Погубить, типа, зятя старая курва порешила и наворожила на шнурочки. И только притух вертухай, шнурочки сами собой развязались и в щелку уползли искать по камерам ненаглядного зятя.
А зятю-то подфартило. Его уже на пересылку отправили. А шнурочки обозлились, ведь не имеют права они наказ ведьмин забастовать. Ползают теперь по камерам и душат дрыхнущих невинных зеков, так что и следов не остается. По одному в месяц. А лепила как бы по тупости диагнозы лажовые ставит – то сердечный приступ, то грыжа, то туберкулез. И главная закавыка – неведомо, на какой крытке это деется. Может, на какой другой, а может, и у нас.
«Не спать, только не спать!» – в который раз приструнил себя Сережка Шрамов. Известно, не глупой байки испугавшись, просто она оказалась в жилу.
Шрам стал в проходе, несколько раз взмахнул руками, разгоняя спертый воздух и подкрадывающуюся дрему. А за окошком луна. Подглядывает, падла. И что-то неправедное в луне. Распухла, будто брюхо у собравшейся ощениться волчицы…
Глава восьмая
РАСКРУТКА
1
А шрамовские нефтебаксы текли в «угловский» котел стремительным горным потоком. Подследственный Шрамов за один день (а день этот еще не закончен) растранжирил столько, сколько иной за жизнь не заработает. Холить и лелеять должны такого узника, а не мечтать, как прикончить поскорее и побольнее.
И в камеру под номером сорок семь (она же ставшая последним домом для Панаса) Сергей пришел не с пустыми руками. Да, именно пришел, а не силком привели и втолкнули. Ходить в гости – пункт в перечне услуг питерского СИЗО, на него имеется свой тариф. Если разобраться, не так уж и дорого стоит это удовольствие. Вот что стоит дорого – срочный заказ. Доплата за срочность умножает в три, а то и пять раз доставляемый товар, и без того нехило умноженный против нормальной цены.
Ящика горькой на камерную ораву было негусто, чтобы напиться, но вровень, чтоб помянуть хорошего человека. В память о Панасе камера так же получила коробку бесфильтровых «Родопи».
Между прочим, сорок седьмая после отчаливания Шрама жила в безвластии недолго. Как прослышали, что из карцера Шрама перетасовали в другие хоромы, здесь восстановился прежний, дошрамовский статус-кво. Заправлять вновь стали молдаванин Гайдук и Боксер. Зачмырекного парашей губастого Кузю, получившего от Шрама погоняло Губа, у параши, понятное дело, и оставили. Мужика, неудачливого игрока на «просто так», за которого вступился Шрам, Гайдук с Боксером больше не трогали, боялись.
Оба предводителя хаты предусмотрительно взлетели со своих мест, когда в сорок седьмой вновь проявился Шрам. Далеко от нагретых нар не отходили, переминались радом, но ничего резкого не затевали. Шрам устроился на шконке Панаса, оттуда раздавал гостинцы, там вел беседы, оттуда послал лично Гайдуку и Боксеру бутылку на двоих. Не стал говорить при этом, мол, «день сегодня такой, не до разборок, кто на стенку выше писает, давайте помянем по-человечески». Нет, пусть принимают гостинец (и остальные в хате тоже) как признание их камерных привилегий. Потому Шрам не только пузырь выделил, а еще и рукой показал, дескать, возвращайтесь на места, я всего лишь в гости завернул.
Зачем Шраму враги под кликухами Гайдук и Боксер, когда можно держать их в союзниках? Очень запросто может пригодиться. Тем более, ничего особо непростительного против Шрама эти двое не совершили. Просто полезли, не разобравшись, вступаться за своего чмошного кента. Теперь будут разборчивей при выборе дружбанов.
А сейчас Сергей интересовался последним днем своего кореша. Собственно, не столько беспокоило обнаружение часиков в десять утра бездыханно остывшего Панаса (тут ничего особенного: Панаса будили на чифирь, потрясли за плечо, откинули одеяло, вгляделись – окочурился!), сколько раннее утро того дня. Между шестью и семью, когда Сергей еще ставил рекорды в карцере, в камере номер сорок семь начался шмон. Ничего вроде бы странного: камера, до того тихая, небеспокойная, попала ночной шумилкой под надзирательский гнев. Если не мешаешь вертухаям нести их нелегкую службу, они, по возможности, не трогают и тебя. Их же побеспокоили – ах так, мы отвечаем. Все нормально.
Шмон крутанули на вертухайскую совесть. Обычно с таким энтузиазмом обыскивают, если имелась железная наводка на закачивание недозволенного.
Часть людей вывели из камеры, поставили подпирать стены, иначе по хате не пройдешь. А Панас? Панаса, ответили Сергею, оставили внутри, гоняли вместе со всеми с одной половины на другую. Не били вертухаи больного человека, тем самым вызвав смертельный приступ? Нет, ответили, не били, вежливо обходились. Лично досматривали? Да каждого общупали.
«А Панаса аж два раза», – неожиданно встрял в разговор Боксер. По его заискивающему взгляду Шрам срисовал, что бычку жуть как охота прогнуться перед авторитетом, загладить давешнее недоразумение. А там, глядишь, серьезный человек сопроводительное на зону слово зашлет. «Надо запомнить, – завязал Шрам в мозгу узелок на память, – может, и пригодится его рвение».
– Два раза? Верняк? – переспросил Сергей.
– Да сдуреть мне! – с хачиковской горячностью воскликнул Боксер, разве что майку на груди не рванул. – Сам видел, сам удивился.
– И кто обшаривал во второй заход? Зафоткал, как тот выглядит?..
–
2
Бейсбольная бита, описав реактивную дугу, клюнула в скулу. Струей какавы выплеснула изо рта кровь, перемешанная с пузырящейся солнечными зайчиками слюной и зернышками зубов. Стоящий на коленях поднял руку, закрываясь от биты. Да поди, закройся! Тяжелой деревянной дурой по шее ему, по спине, по голове затарабанил град лютых беспорядочных ударов. Рот избиваемого открывался-закрывался, но из него не вылетало ни звука. Так же беззвучно на противоположной стороне дороги разорвало в клочья еще вполне пригодный для ралли автомобиль.
По «ящику» системы «Филипс» гнали боевик, клейменный буквами «НТВ». Звук был помножен на ноль, вероятно, ввиду прихода гостей.
– Надо говорить, кто из нас Праслов, а кто Талалаев? Или лишнее?
– Лишнее.
– Меня зови Депутат, его – Профессор, зря, что ли, он бородку пестует. Я же тебе сулил, – бывший депутат ЗакСа повернулся к бывшему бизнесмену от скипевшего Балтийского морского пароходства, – он с кузнецом придет. Кто лучше по жизни рюхает, а? – вернул внимание гостям. – Как кузнеца кличут? Тебя, ясно, Шрам.
– Джеки.
– Короче, знакомы. Пошли за стол. – Рука Депутата вернулась энергично массировать бублик резинового эспандера.
Пошли за стол. Сели. Как на деловых сурьезных переговорах – двое по одну сторону, двое по другую. А почему не переговоры, ядренть? Чтоб анекдоты потравить и водки выпить, можно было и не сходиться.
– Правильно с кузнецом решил, – без вопросов ясно, что сегодня банковать от хозяев будет Праслов. – Можно было и на засаду нарваться. Водки, мадеры, пива? Или чего пользительного для печени, сока там, минералки?
