Закон десанта – смерть врагам! - Зверев Сергей Иванович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Господи, — сказала, затушив сигарету об стол, Жанна, — да ты не иначе, Вадик, из задницы.
— Я свалился в бойлерную, — признался Вадим. — Применил экстренное торможение, но было поздно.
— А еще чем можешь порадовать? — поинтересовался Макс. — Мы, по правде сказать, тебя уже не ждали.
— Списали с довольствия, — прочавкал Борька.
— Ничем, — вздохнул Вадим, — полный аут. Свалился в бойлерную, а там одни баки с требухой… Свой решающий козырь он после колебаний оставил на потом — уж больно хмурыми и недружественными выглядели физиономии «собратьев» по несчастью. — А вы тут чем занимаетесь? Веселье, погляжу, так и пышет!
— Точно. Праздник русского баяна, — согласилась Жанна.
— Как можем. Присаживайся, — прочавкал Борька, ногой подвигая Вадиму стул, — и вы, мэм, куда-нибудь, — кивнул он Валюше, — давно с вами не виделись.
— А у тебя какие успехи? — Вадим присел.
— Финиш полный, — проворчал очкарик Коля. К чему относилось замечание — к неподдающемуся прыщу или успехам Бориса, — понять было невозможно.
— Вроде того, — кивнул Борька, — двери не поддаются. На волшебное слово не реагируют — заколдованы, а отмычку не сымитировать. Ворота открывались с пульта следящей системы — там все разорвано. Сами врата не отомкнуть, я пытался пролезть с автобуса; это в принципе возможно, но только из любопытства — механизм заклинило, отпирается взрывом.
— Через забор на крышу тянутся два провода, — осторожно заметил Вадим.
— Обнаружили, — кивнул Борька, — когда бродили. Вот только тебя нигде не видели.
— Я отсиживался в бойлерной. Перерезать их нельзя?
— С ума сойти, — хмыкнул Коля Сырко, — все такие электрики, просто страсть. Мы что, летающие ящеры?
— А мне и вовсе кажется, что на периметр отдельная запитка, — сказал Борька. — Хоть убей, не нашел концов. Дважды обогнул периметр — безрезультатно.
«Мог меня и не заметить, — подумал Вадим. — Наверняка не заметил. Хотя кто его знает».
— Ничего технически сложного в этом нет, — продолжал Борька. — Силовой кабель может находиться даже под землей. Пара разрядников — и замыкай его хоть на Славянку со всеми жителями.
— Меня это уже достало, — драматично закатывая глазки, простонала Жанна, — мы топчемся на месте и покорно ждем, пока нас всех успокоят… Мы ужинать сегодня будем? — Она уставилась на прикрытую газетой горку посреди стола, перевела взгляд на пустую банку перед Борькой.
— Определенно, милая, — Журбинцев любовно погладил Жанну по руке. — Порежьте чего-нибудь. Объявляется белый ужин. Дамы угощают кавалеров.
— Боюсь, там уже ничего не осталось, — осуждающе заметил Коля. — Слишком часто некоторые из нас в течение дня забегали в столовую.
— Не смотри на меня с укоризной, — запротестовал Борька, — я никогда не ем централизованно. Я всегда хватаю. Это натура такая. А на природе я вообще сам не свой.
— Послушайте, народ, — сказал Гароцкий, вытирая пот со лба, — мы тянем время, словно намеренно ждем, когда придут и оприходуют нас. Уверяю вас, ждать осталось недолго. Есть только один способ выпутаться. Но в этом должны участвовать все.
Наступила тишина. Было слышно, как ветер завывает в вентиляционной отдушине. Вадим робко кашлянул.
— А что мы должны сделать?
— Есть только один способ, — повторил Гароцкий. Нелегко же ему давалась эта речуга — пот стекал с бедолаги, как сель с горы. — Мы должны выяснить, кто из нас не тот, за кого себя выдает. Он знает, что происходит и как уйти.
Вадим улыбнулся.
— Всего-то навсего? А как нам это сделать? На совесть давить? Пригрозить? Мол, сознавайся, гад, а то хуже будет.
— Не смейся, — повысил голос Антон. — Если я правильно понимаю, этот человек не учился с нами в этом печальном заведении?.. Хотя о чем я говорю, — конечно, не учился.
— Конечно, — подтвердил Борька, — он присвоил себе имя того, кто учился. А сам обладатель имени спит где-нибудь под березками мертвым сном. Может, сам помер, может, помогли.
— А зачем он влез в чужую шкуру? — прошептала Катя.
— Ну, не от скуки душевной, понятно, — подал голос очкарик. — Я худо-бедно понимаю. От нас чего-то хотят, не зря везли в эту далекую сибирскую тайгу. Некто стремится понять нашу психологию и вообще, что мы собой представляем, в том числе, что мы помним и что собираемся делать. А заодно проследить, чтобы с пути не сбились. То есть не сбежали.
— Если он, конечно, существует, этот зловещий некто, — внес поправку Макс.
Очкарик кивнул.
— Конечно. От шизофрении никто не застрахован. А мы на эту болезнь — первые кандидаты.
— Итак, он с нами не учился, — гнул свою линию Гароцкий. — У него нет наших отрывочных воспоминаний, головной боли и чувства ужаса. Все перечисленное он должен ловко имитировать, чтобы сойти за своего. На этом мы и можем его подловить. Мы помним наши собственные лица двадцать лет назад, лица преподавателей. Лично я прекрасно помню старшего из них — такого хмурого, с залысинами дядьку. У него пронзительные глаза — когда он смотрел, будто заглядывал в душу, ощущалась ноющая боль…
«Точно», — подумал Вадим.
— Ты чересчур умен, Антоша, — хмыкнул Макс. — Настолько умен, что глупишь по мелочам и не замечаешь. Ну, какого ты начал рассказывать про этого мужика? Вот теперь я знаю о нем и могу насочинять такого, что ты вздрогнешь, — и про мужика, и про его… методы работы с молодежью, и про контору, которую он представляет: не какую-нибудь, заметь, «юнайтед-братву»…
— Да зыбко все это, — пробормотал Вадим. — Имея фантазию, можно насочинять любые воспоминания. И свои способности приплести. И внешность ни о чем не говорит. Вот я, скажем, помню черненькую вертлявую пакостницу с двумя короткими косичками. Она дралась с мальчишками, а однажды — у меня это намертво отложилось в памяти — отчебучила что-то серьезное: мужик в свитере лупил ее по попе, а она орала и брызгала слезами так, что вся школа сбежалась.
— Подумаешь, — пожала плечами Жанна, — рядовое событие. Я, кстати, не помню, что я отчебучила.
— Есть огромный соблазн обозвать эту невеличку Жанной, но кто поручится? Я помню серьезного лопоухого очкарика — он степенно ходил по лестницам. Говорил лаконично, умными словами, всегда был занят своими мыслями. Я охотно допускаю, что нынешний Коля Сырко имеет к этому вундеркинду непосредственное отношение, но где гарантия?
— Да я это, — проворчал Коля.
— Другое дело — поговорить об отсутствующих. Но и это зыбко. Я вижу иногда не по годам рослого мальчугана. Он очень плаксивый, у него щечки-булочки, личико такое младенческое…
— Я тоже помню, — встрепенулся Мостовой. — Мы сталкивались на лестнице. Долговязина такая. Он шаркал, как дед столетний, а под мышкой всегда папочку таскал.
— На бюрократа учился, — хмыкнул Борька.
— Вот видите. Я его помню, Мостовой помнит, еще двое-трое вспомнят. А остальные — ну не могут, хоть ты тресни. Их воспоминания сжаты, оборваны, в этих обрывках нет места долговязому мальчугану. Они не виноваты. И обвинять на этом основании, что они чужаки — по меньшей мере, глупо.
— Я вас всех помню… — вдруг тихо сказала Рухляда. И все замерли, потому что прозвучало это, во-первых, неожиданно, во-вторых, зловеще. Таким тоном было бы лучше сказать: «Я вас всех заказала».
Лариса отвела взгляд от окна, посмотрела на Вадима. Тот невольно вздрогнул. Такую тоску в глазах он видел только у своего старого, безнадежно больного спаниеля Винтика за минуту до того, как ветеринар всадил ему усыпляющий укол. «Она не сошла с ума, — поразила его мысль, — она предчувствует что-то ужасное — и так чувствует, что это ее буквально раздавливает…»
— … Я вижу вас всех, словно на семейном фото… — прошептала Рухляда. Тишина стояла потрясающая — могло показаться, что она говорит нормальным голосом. — Вы все рядом, в одной комнате… Жанна из вас самая бойкая и самая… нахальная. Она улыбается даже тогда, когда плачет… Но она несчастлива, я знаю, она совсем не такая, какой ей удается быть… А вот Катя Василенко — она такая рыжая, робкая, сидит на кровати, сжав коленочки, и боится поднять глаза… Ей страшно, потому что все вокруг чужие и делают ей больно… Вот Володя Мостовой — смуглый мальчишка с вьющимися волосами. Он пристраивается сзади, чтобы дернуть Катю за волосы; ему нравится, когда она плачет… А рядом симпатичный мальчик — Вадик Кольцов, он хмурится и собирается отвесить Вове затрещину, он не любит, когда девочкам делают больно… А вот ушастик Коля Сырко. У него огромные очки на носу, он смотрит поверх стекол и думает о важном и значительном — о том, как он перевернет мир… За ним улыбчивый парнишка, он делает Коле рожки, корчится, высовывает язык… Это Максим Журбинцев — он не такой, как нынче. У него торчат непослушные вихры, он плут и клоун… Я вижу Антона Гароцкого — он пухленький, вальяжный. Стоит в сторонке от всех, поскольку считает себя самым умным, но достаточно догадлив, чтобы не говорить об этом вслух и не отходить слишком далеко… А на кровати, задрав ноги и упираясь ими в стену, в вязаной шапочке лежит Боря Уралов… смолит окурок, найденный на крыльце. Он делает это медленно, со вкусом — он не боится, что его поймают за курением, потому что его уже ловили и пороли, а «расстреливать два раза уставы не велят», — шутит Боря и достает из шапки новый окурок, хотя не хочет курить, он уже весь зеленый от никотина…
