Операция «Цитадель» - Сушинский Богдан Иванович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Как же Власов тосковал потом по своей императрице, по своей постельной богине! Как неуемно бредил ее ласками даже тогда, когда пресыщался постельными усладами с женой или с любовницей.
Однако все это было потом. А тогда, в Китае, каждая встреча с «императрицей» проходила в страхе быть разоблаченным и тут же казненным. Или, в крайнем случае, быть позорно изгнанным из страны, а значит, обреченным на казнь в советских застенках.
Каким чудом ему удалось уцелеть, почему он не пал жертвой ревности «лучшего из лучших полководцев Поднебесной» Чан Кайши, ревности его жены или одного из китайских генералов, который из-за него, Власова, лишился доступа к телу «императрицы», – этого командарм понять так и не смог.
Причем самое поразительно заключалось в том, что «великий вождь и учитель китайского народа» Чан Кайши прекрасно знал о романе своей супруги с «красным полковником Волковым», однако это никогда никоим образом не отразилось на его отношении к своему военному советнику. В данном случае китайского полководца великодушно интересовал военный талант «красного полковника», а не его развлечения с леди Чан Кайши.
18
…Что же касается германки Хейди, то, внешне всегда предельно сдержанная, она никогда не набрасывалась на Андрея и никогда не лебезила перед ним. Очевидно, эта ее аристократическая холодность и сдерживала мужчин, которых в возглавляемом ею санатории в общем-то всегда было в избытке.
Точно так же повела себя «холодная арийка» и в их брачную ночь. Оголив своего мужчину, она на какое-то время замерла, сидя в постели и опираясь руками по обе стороны от бедер. Сейчас она напоминала мастера-творца, который после долгих и тяжких трудов своих вдруг словно бы опомнился и решил повнимательнее присмотреться к тому, что, собственно, он сотворил.
– Я хочу, чтобы, падая в мои объятия, – едва слышно, причем по-русски, проговорила женщина, – вы проникались не только нежностью, но и мужеством. Да-да, мой генерал-генералов, мужеством воина и мудростью правителя.
В ту ночь Власов так и не понял истинного смысла этих ее слов; тогда он так и не смог понять, почему, приступая к любовным ласкам в теплой санаторной постели, эта арийка начала призывать его не к супружеской любви и верности, а к мужеству воина и мудрости правителя.
И лишь значительно позже командарм понял, что к тому времени Хейди уже не только увидела в нем потенциального вождя русского освободительного движения, но и будущего правителя России, основателя новой монархической династии. Что она не принадлежала к тем женщинам, мечтания которых ограничивались гнездовьими иллюзиями идеальной семьи. Она действительно увлеклась этим русским генералом и готова была посвятить ему остаток своей жизни, но только с одним условием: что совместный путь их станет путем к российскому трону.
С такими женщинами Власову встречаться еще не приходилось. Леди Чан Кайши уже была «императрицей» и ни к восхождению своего супруга, ни к восхождению «красного полковника Волкова» никакого отношения не имела. К тому же правительницей она представала только на фоне правящего профиля своего супруга, а в постели становилась скованной цепями сексуального рабства пленницей. Все остальные женщины или откровенно пугались его генеральских чинов и чувствовали себя «недостойными избранницами», или же старались немедленно унизить его самого до «подкаблучника в лампасах».
– Я хочу, чтобы вы не просто были одним из генералов. У вас особая судьба, мой генерал Власов, – это судьба властелина огромной державы. Многие германские генералы видят вас лишь в шинели полководца, я же сумела увидеть вас властителем трона.
С коротко стриженых волос Хейди все еще спадали огромные капли влаги, однако оба они старались не обращать на них внимания. В эти мгновения арийка напоминала некую древнегерманскую жрицу, которая, входя в шаманский транс, вводила в него и пленника, коего решено было принести в жертву богу Одину.
Склонившись над Андреем, женщина, по-лебединому изгибаясь, медленно проплыла над ним, едва прикасаясь грудью к его груди. Врываясь своей аурой в ауру мужчины, германка мысленно и эфирно замыкала их биополя и все то невидимое, но сугубо человеческое, во что она, поклонница тибетской медицины и прочих восточных поверий, безуспешно пыталась посвятить своего «генерала генералов» еще задолго до этой судной ночи.
Хейди все носилась и носилась над ним, словно коршун над слишком большой, непосильной для него добычей, настраиваясь на то, чтобы в конце концов вцепиться нее когтями и растерзать. И так продолжалось долго, немыслимо долго, пока Андрей не ожил, пока он не рассвирепел и не взорвался. Вот тогда то соблазнительница и пала ему в объятия, словно в лаву вулкана.
Тоненькая, хрупкая, коротко, под мальчишку, стриженная, Хейди почти в мгновение ока была поглощена мужчиной, как удавом. Покорная и безропотная, погребенная под метром девяносто с чем-то там мужского роста, германка самозабвенно предалась тому, что ее русский увалень умел делать непостижимо долго и неутомимо, с тем садистским самоотречением, на какое способны, очевидно, лишь такие вот могучие славяне.
– Вы растерзаете меня, Андре! Вы же меня растерзаете! – наконец взмолилась Хейди, поняв, что по каким-то непонятным ей, как медику, законам природы, «все это» у ее «генерала генералов» может продолжаться, если не до бесконечности, то уж до рассвета – точно.
– Именно этого я и жажду, – почти прорычал ее Андре. – А то все в стремени, да на рыс-сях.
– Это хорошо, что в вас наконец-то просыпается жажда власти, – возбужденно шептала Хейди. – Однако я хочу, чтобы власть над женщиной стала всего лишь стимулом борьбы за ту, истинную, власть правителя, которая вам предначертана.
До этой ночи Хейди уже не раз поражалась угнетенности духа своего избранника, отсутствием в нем полководческих амбиций и бонапартистского авантюризма. До поры она, как врач, списывала все эти настроения Власова то на пораженческие настроения полководца, оставшегося без армии и без родины; то на постлагерный синдром военнопленного и ностальгическое невосприятие реалий чужеземцем-перебежчиком…
– Стоит ли говорить об этом в постели, да еще и в порыве страсти? – попробовал усовестить ее командарм.
– Именно в постели об этом и следует говорить, мой генерал генералов. Неужели вам не известно, что большинство великих судеб полководцев и правителей зарождалось в союзе с женщинами. Но сами эти союзы зарождались не на полях сражений и не за трибунами парламентов, а… в постелях!
Хейди и в самом деле прекрасно знала, на что следует списывать такое вот заторможенное состояние своего генерала генералов; но так же твердо знала и то, что «списать» на что-то слабости своего мужчины еще не значит простить ему эти слабости. Она бережно хранила подписанное генералом Власовым «Открытое письмо», обращенное к советским военнослужащим и всему русскому народу, в котором тот писал: «Мы не хотим коммунизма, но мы не хотим быть и немецкой колонией. Россия должна занять достойное место в новой Европе». И не скрывала, что хранит его для «Музея русского полководца-освободителя Власова». И даже присмотрела замок на границе со Швейцарией, где этот музей можно было бы основать.
Ну а то, что в «Открытом письме» улавливался откровенный выпад против Германии, Хейди не смущало. Уже не смущало.
«Эсэс-вдова» прекрасно понимала, что речь идет о новой, послевоенной Европе, о Европе, которой предстояло, по всей вероятности, жить без Гитлера и без Сталина. К тому же она уже чувствовала себя правительницей России, пусть даже и с германскими корнями. Разве мало подобных, иностранных по крови, правительниц знала история и России, и Германии?!
Говоря своему пролетарскому генералу «неужели вам неизвестно», аристократка Хейди, конечно же, лукавила. Теперь для нее уже не было тайной, что все образование генерала генералов определялось расхожим среди белоэмигрантов термином «недоученный семинарист». Но ведь таким же недоученным семинаристом был и нынешний русский правитель – Сталин. Так что по российским понятиям такое образование диктаторов уже можно воспринимать как национальную традицию.
