Крысиная башня 2 (СИ) - Дартс Павел (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— Ясно… — Мишон вышла. Вслед за ней потянулись остальные. Владимир, задержавшись, дал инструкции тётке и её семейству: тела вынести в сени — потом заберём; всё тут по-быстрому прибрать — и шуровать к конторе, где будет общий сбор и инструкции «как жить дальше».
— Дык как мы их вынисем-та!.. — вновь заныла тётка, тряся кожистым мешком под подбородком, — Они жи чижолые-та-а-а! Я больная, дочка маленькая, баушка старенькая, а муж мой надорвавшись и обморозившись на земляных работах-та!.. Кашляет-та!..
— Рот закрыла! — скомандовал ей Владимир, вполне уже научившись вести «диалог» с подобными типами людей, — Как хотите, так и вынесете. И насчёт «земляных работ», то есть помощи Гришке — покойному ныне, кстати! — там, на собрании поговорим! И дадим оценку.
Тётка сразу заткнулась и закивала.
Владимир вышел. Через минуту, когда он, устроившись вновь за рулём, через переговорную трубу, поведал Вовчику о происшествии, отряд зачистки двинулся дальше.
СОБРАНИЕ
— Итак! Дорогие односельчане… тьфу! Кхе-кхе… — Вовчик опустил микрофон и откашлялся.
Речь-то свою он по пунктам набросал на листочке; о чём говорить знал; но вот начало, само обращение к озерцам как-то предварительно не продумал. Действительно, как к ним обращаться? «Односельчане» — ну, это ещё куда ни шло, но «дорогие» это он брякнул не подумав. Какие они ему к чертям «дорогие»; в основном — или тупое безвольное стадо, или откровенные скоты и приспособленцы типа той же бабки Никишиной.
Собрались не возле самой конторы; а подальше; где снег довольно-таки раскатал Слонопотам и утоптала группа зачистки. От конторы и от площадки перед конторой толпу сейчас отделяла туша Слонопотама. Говорил он, стоя на подножке кабины машины; предметно олицетворявшего произошедшие в Озерье перемены.
Он опустил микрофон и оглядел собравшихся возле конторы. Приличная такая толпа — человек, наверное, двести; а то и триста. Никогда б не подумал, сколько народу набилось в маленькую «до-всего-этого-самого» деревушку; где обычно и проживало-то не больше пятидесяти человек, в основном стариков-пенсионеров. Ну да, ну да, — эвакуированные организованно на начальном этапе, как они с «коммунарками»; «своим ходом» приехавшие к родственникам горожане, спасающиеся от городской бескормицы и беспредела; потом уже — просто бродяги, бегущие от судьбы. И много таких; считавших что где-где, а в маленькой никому не интересной деревушке их ждёт покой и сытость, как в былые времена. И ещё — насильно пригнанные сюда «мобилизованные» — вон, стоят отдельной группой, оборванные и измождённые донельзя; выделяясь своей худобой даже на фоне тоже отнюдь не жирующих остальных деревенских. Поодаль, под охраной «спецназа» из девчонок — понурые четверо бывших отрядовцев и дружинников. Четверо — это взятые живьём. Ещё двоих — это не считая застреленного в инциденте с Матюшкиным бойца, при последующей зачистке попросту пристрелили — и «отличилась» в этом отнюдь не «жёсткая» по своей натуре «мужская тройка» из Толяна, Крыса и Бабаха, а тройка девичья: Катерина, Верочка, Адель.
Честно говоря, Вовчик даже не ожидал, что женщины, девушки будут настолько жестоки, и так спокойно, не раздумывая, будут пускать в ход оружие. Даже Катя, его Катерина — одного из Гришкиных бойцов нашли в доме спрятавшимся при зачистке, когда все обитатели дома уже с поднятыми руками стояли на улице. Не от большого ума парень спрятался под кроватью; тем более, что у него и оружия с собой не было — всего скорее бросил при бегстве с Пригорка, — когда его обнаружили, он, судя по всему, пытался сдаться; во всяком случае уж нападать на группу зачистки ему было точно не чем, тем более раненному в голову, — нет! Его застрелили легко и непринуждённо сразу же, как обнаружили! С одной стороны, конечно, правильно — он, Вовчик, ясно ведь всем объявил, что «тот, кто не выйдет…» — с другой стороны по виду это был просто напуганный пацан без оружия! — его прошили очередями как если бы он был застигнут атакующим и с оружием в руках!
То ли так подействовало на девчонок то, что во время вчерашнего боя была убита их подруга; то ли смерть Матюшкина; то ли подействовала царящая в Озерье всеобщая атмосфера взаимного озверения, — но «брать в плен» не сдавшихся девки что-то были совершенно не расположены. «Сначала стреляли, потом выясняли», как говорится. Потом уже Вовчик вспомнил, что читал ещё раньше; что несмотря на сложенную вокруг женщин легенду о пресловутой чисто женской «мягкости» и «человечности», якобы в отличии от грубых мужчин присущие женщинам; именно женщины являются наиболее радикальными в плане борьбы за существование. Это вытекает из самой биологической природы женского организма, — нацеленной на воспроизводство и сохранение человеческого рода. И если для мужчины вопрос «убить или не убить» решается многофакторно; то есть исходя из целого ряда параметров, то для женщины всё просто, понятно и однозначно: может представлять опасность — убей! Все остальные соображения второстепенны. Потому и самые жестокие и хладнокровные убийства зачастую совершают женщины — это следовало из самой женской природы: охранить жизнь любым путём. Ту жизнь, которая относилась к их среде, их племени, их анклаву. В этом не было никакого особенного зверства; напротив — в этом было такое особое понимание человечности: если субъект угрожает тебе или «твоим» — устрани его. Вот они и устраняли…
Вовчик опять оглядел собравшихся. Много знакомых ещё по совместной жизни и работе на полях; много совершенно незнакомых. Запавшие, испуганные глаза. Ага, много этих самых — как их?.. Как-то их и тут, в деревне называли — Серёга Крыс, когда рассказывал про жизнь в Мувске, говорил, что таких там называют «пеонами»; хвастался, якобы во всём Мувске этот термин пошёл именно от него. Тут таких называли «пришлыми», «приблудными», «помогальниками» и ещё по-разному; суть только оставалась одной: те же, по сути, рабы; работающие за еду и кров, и полностью зависящие от пустивших их под крышу хозяев. Они и стоят особняком, сзади — причём строго за теми, к чьему дому они «принадлежат». Ещё более измождённые и оборванные. Эх, люди, люди, как же вы быстро оскотинились… Или просто вернулись к своему обычному состоянию, когда обстоятельства смыли тонкую плёнку, называемую цивилизованность, человечностью, воспитанностью наконец. Это, чёрт побери, тема для нескольких докторских диссертаций по психологии и социологии; Вовке вон, наверное, интересно; жаль что он, Вовчик Хорь, всего-то недоучившийся студент экономического вуза…
Молчание затягивалось, и толпа вновь начала волноваться.
Поначалу-то, собравшись; и, от количества, осмелев, начали «задавать вопросы», причём всё более и более «с нажимом», крикливо; чего-то требуя, на чём-то настаивая… Где мой сын, муж, племянник, внук? Что за власть теперь в деревне; и кто вас уполномочил? Где прежняя власть? Почему, мол, ограбили общий деревенский амбар; и из-за вас мы так голодаем? И даже — кто вам дал право людей убивать?? И даже — когда нас кормить будете??
Поначалу Вовчик впал в некоторое изумление — как-то он не предполагал такой быстрой «перестройки мышления», — как ему рассказывали уж при Гришке, при Хронове и при БорисАндреиче права в Озерье отнюдь не было принято качать — и свидетельство тому вон, до сих пор неубранные, скрытые под сугробами возле стены казармы, трупы мужа Юлички и ещё нескольких «не понявших политики». А тут… Или они, несмотря на всю пропаганду Мунделя, всё же считали общинских и его, Вовчика, по старой памяти мягкими, добрыми, человеколюбивыми людьми; которые только-только справившись с нашествием их же сыновей, мужей, племянников; напавших на Пригорок совсем не с целью облагодетельствовать общину, а напротив — жестоко со всеми расправиться; — тут же озаботятся тем, чтобы накормить и обогреть страждущих Озерья?..
Вовчик считал себя очень выдержанным человеком; и не без основания; но когда из толпы начали доноситься всё более и более смелеющие выкрики «где наши дети, вы, ироды??» и «сколько можно над людями издеваться» у него появилось неиллюзорное желание взять автомат и полоснуть по этой толпе, хотя там было немало и детей, и стариков. «А нас-то за шо??» — вспомнил он старый интернет-мем. Вот-вот, теперь они в святом праве себя чувствуют. «Ведьмыжелюди!» и «Развеслюдямитакможно??» Почему-то при Гришке и Хронове этими вопросами как-то не задавались; молчали в тряпочку; а ещё больше — вместе хором кричали Мунделевские кричалки «Смерть церковникам!», «Смерть общинским!», «Распнуть их, как они распяли Христа!» и прочее. Тогда они кричали; или, во всяком случае молчали. — а теперь что-то требуют… «Сполнымправом»… Даааа…
