Полынь и порох - Вернидуб Дмитрий Викторович (книги онлайн полные версии .txt) 📗
– Ага, я.
– Ну, тогда давай, рассказывай, что «аптекарь» еще говорил. Да не бойся.
Быстро передав Журбе все, что велел Иван Александрович, Пичугин подхватил трость и поспешил затеряться в улицах.
Следующей остановкой на пути конспиратора вновь была лавочка напротив докторского дома. Уля обещала осмотреть комнату в доме соседей, которую снимал Ступичев. Их жилище после разграбления так никто из красных и не занял, а входная дверь стояла подпертая выломанной штакетиной.
Когда Пичугин в образе нищего появился из-за угла, девушка так и прыснула со смеху.
– Ой! Я всего чего угодно ожидала, – хихикая, сказала она обескураженному Шурке, – когда вы говорили о перевоплощениях. Но чтобы такое!
Гимназист обиделся:
– Меня, между прочим, чуть нищие у собора… э-э… не порвали – за конкурента приняли!
– Саша, перестаньте дуться, – обезоруживающе улыбнулась Уля. – Вот то, что мне удалось найти.
На ее ладони лежали зажигалка, пуговица и обрывок добровольческой газеты, слабо пахнувший одеколоном. Шурка принюхался.
– Это его одеколон, – пояснила Уля, – Я хорошо запомнила.
– Наверное, в газету заворачивали флакон при покупке, а он в кармане… э-э… потек, – предположил Шурка. – А это откуда?
– Как вы и говорили, я под кроватью пошарила. Пуговица оттуда. Ох и страшно там вечером! Ларионовых, можно сказать, из-за Ступичева убили. Всю семью. Сапожник донес.
Бензиновая зажигалка не работала и ничего собой не представляла. Может, поэтому ее и выбросили. Кто – неизвестно. Только Ступичев не курил. Но вот пуговица была необычная.
– Я уже говорила, – деловито продолжала Уля, – что к Ступичеву несколько раз наведывался фотограф Ценципер. Ну, вы знаете… Тот, у которого ателье на углу Московской и Горбатой.
– Да кто ж его не знает, – оживился Пичугин, протирая и надевая уже свои очки. – У него полгорода портреты делало.
Курсистка тряхнула косой и картинно повела плечами:
– Я, например, предпочитаю фотографироваться на Платовском. Мне кажется, что они тоньше чувствуют характер.
Шурка уважительно посмотрел на нее.
– Но что странного в визитах этого Ценципера? Ну, захотелось ему фотографию занести. А может, они просто… э-э… собутыльники?
– Еще приходил солидный иностранец. Валерьяна… то есть Ступичева дома не оказалось. Гость подождал немного и оставил записку. Это соседка родителям рассказывала, царствие ей небесное. Говорила, что гостя проводила в комнату.
– И вы считаете, что это его пуговица?
– Ну не фотографа – точно. Я ведь немножко шью и оттого обращаю внимание на всякие мелочи. У него на куртке другие пуговицы, вытянутые, как абрикосовые косточки, из полированного дерева. А эта – темно-зеленая, с перламутром. Я не знаю, из чего сделана. Такие ведь только на заграничных товарах бывают.
– Ну что ж, – довольно заключил Пичугин, – вполне вероятно, что этот, как вы говорите, «иностранец» – и есть заказчик похищения, а фотограф – пособник. В любом случае, мы… э-э… установим за Ценципером слежку. Может, он наведет нас на след.
– Я обязательно буду вам с Алешей помогать, – решительно сказала Ульяна.
Глава 10
«На другой день по занятии Новочеркасска Всевеликое Войско Донское было переименовано в „Донскую Советскую республику” во главе с „Областным военно-революционным комитетом”, в котором на правах „Президента-диктатора” председательствовал подхорунжий лейб-гвардии 6-й Донской батареи Подтелков.
О создании республики и лицах, ее возглавляющих, население было оповещено через газету „Известия” Новочеркасского Совета рабочих и казачьих депутатов, в которой на первой странице крупным шрифтом объявлялось для общего сведения нижеследующее: „Вся власть в Донской области впредь до съезда Донских советов перешла к Областному военно-революционному комитету Донской области, который объединяет трудовое казачество, рабочих и крестьян области. Вся власть в Новочеркасске перешла к Совету рабочих и казачьих депутатов. Революционный порядок и революционная дисциплина должны быть восстановлены как можно скорее: все, что препятствует этому, должно быть беспощадно устранено. К революционной работе, товарищи!”
Бесчинства разнузданных солдат, грубые вымогательства и разбои превзошли всякие ожидания. Население, конечно, еще ранее слышало о зверствах, чинимых большевиками в России, но едва ли кто помышлял, что красные репрессии могут принять такие чудовищные размеры. Днем и ночью красногвардейцы врывались в частные дома, совершали насилия, истязали женщин и детей. Не щадили даже раненых: госпиталя и больницы быстро разгружались путем убийства лежавших в них партизан и офицеров. Кощунствовали и над религиозными святынями, устраивая в церквах бесстыдные оргии и тем умышленно оскверняя религиозное чувство граждан. Приходилось удивляться неисчерпаемости запаса утонченных издевательств, которым большевики подвергли население города, бесстыдно и нагло глумясь над его беззащитностью.
Военным комиссаром Новочеркасска по борьбе с контрреволюцией, иначе говоря, во главе всей административной власти был поставлен товарищ Медведев (бывший каторжанин-матрос), а командующим войсками Донской области – хорунжий Смирнов (вахмистр лейб-гвардии Казачьего полка)».
Из дневников очевидца
Через Берданосовку Васька Компот проехал шагом, не останавливаясь. Гнать – означало привлечь внимание, а так можно было хоть осмотреться.
«Главное, не напороться на красных около станции», – думал Васька, выбираясь на верхние улочки. На них ему попалась лишь старая баба с ведром (Васька суеверно посмотрел – полное) да парень на рыжей кобыле. Парень, видимо, так был занят своими мыслями, что даже не глянул в Васькину сторону.
Компот со Ступичевым обосновались на краю Аксайской, в доме вдовы урядника Семенова. Вдова георгиевского кавалера, сложившего голову на германской, была весьма довольна тихими постояльцами, обещавшими хорошо заплатить за ее молчание.
«Пословицу помнишь: „Меньше знаешь, крепче спишь”? – спросил у нее Васька. – Так вот, не чеши языком, тогда, даст Бог, поросят купишь».
Вдова, не будь дура, и впрямь, молчала как рыба, укрывая от соседей постояльцев. «Свиньи – это уже тяжелая артиллерия, – думала она словами покойного мужа. – Аргумент».
Ступичев во двор не выходил, а Ваське запретил показываться на улице днем.
– Прям как упыри какие, – ехидничал Компот, но условие соблюдал.
На четвертый день Василий засобирался обратно в Новочеркасск.
– Хорошо, поезжай. Надо найти одного человека, передать ему, что понадобятся документы на троих. Если он, конечно, сможет к нам присоединиться. – На слове «сможет» Валерьян сделал ударение. Увидев возмущенную физиономию помощника, Ступичев пригвоздил его тяжелым взглядом.
«Смотрит, что твой квартальный на нищего», – мелькнуло в голове у жигана. Но спорить он благоразумно не стал. Ему вспомнилась поговорка боцмана Бугая: «Мы еще посмотрим, чей галс правее». Перекрестившись, жиган вышел под затянутое облаками ночное небо.
Как впоследствии оказалось, молодой налетчик крестился напрасно. Боцман, которого он почитал за покойника, вопреки всему выжил.
Васька не стал предавать огню труп вожака морской ватаги, создав только видимость. Парень с детства не терпел запаха паленого мяса, предпочитая любому шашлыку пустые щи или кашу. Рыбу он ел, но если бы знал о существовании вегетарианства, то наверняка б стал вегетарианцем. Оттого, собственно, и произошла его фруктовая кличка – Компот.
Бугай очнулся на краю оврага около пепелища. Что с ним произошло, почему его бросили здесь? Он почти ничего не помнил, даже своего имени. Ничего, кроме боя. Наверное, его спасла водка. Скорей всего, она, ставшая за долгие годы почти его кровью, завела остановившееся, истрепанное жизнью бычье сердце. Он уже видел себя умершим, видел, как горит и рушится усадьба, хотя видеть этого, казалось, не мог. Теперь он снова на ногах, снова дышит.
