Право выжившего - Рясной Илья (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
После каждого удачного дельца Башка, работавший преимущественно на рынках и иногда заглядывавший в магазины, делал на шкафу зарубку, как Робинзон Крузо — только последний отмечал черточками на столбе не лихие дела, а дни своего пребывания на необитаемом острове. Однажды за период между отсидками Башка всего несколько зарубок не добрал до полутора тысяч.
Бывают карманники, которые не попадаются, как легендарный Махмуд. Он на протяжении тридцати лет ежедневно выходил «гнать коробку», то есть воровать на общественном транспорте, и не попался ни разу! Стоило «Семену» (оперу из отдела по борьбе с карманными кражами) зайти в троллейбус, — он мог быть в любом маскированом наряде, Махмуд выходил на первой же остановке. Для оперативно-поискового отдела он превратился в сущий кошмар. Он так и умер непобежденным.
Башка к таким уникумам не относился. Он садился постоянно. Как и большинство карманников. По количеству отсидок они всегда держали одно из первых мест. Недаром среди них до последних времен было больше всего воров в законе. Они жили всегда немножко обособленным миром, имели собственные общаки, проводили свои. сходки. С развитием гангстеризма на Руси авторитет и вес карманников в преступном мире сильно ослабли. Но среди настоящей, а не молодой, не нюхавшей зоны, братвы они до сих пор пользуются большим уважением.
Некоторые карманники умудряются неплохо разжиться — покупают машины и дома. У Башки, как у многих его собратьев, запросы были гораздо скромнее: выпил, закусил — и ладно. Но он чувствовал ответственность за родного человека — девяностолетнюю бабку, с которой жил в одной квартире и которой выпивки требовалось не меньше, чем ему самому.
Пьянство с каждым годом затягивало Башку все сильнее: лицо становилось краснее, силенок — меньше. Четвертую судимость получил уже с «нагрузкой» — принудлечением от алкоголизма. Вылечить, конечно, не вылечили, но кое-какой результат был достигнут. Надоело сидеть по тюрьмам, надоело «работать по карманам». И Башка решил «честно» трудиться на благо общества. Он, может, и раньше бы начал «честно» трудиться, да мешали законы об уголовной ответственности за тунеядство, тягостная необходимость иметь трудовую книжку. По нынешним же временам никого не интересует, работаешь ты или нет по трудовой книжке. Башка сменил род занятий…
Еще с утра он наглотался польской водки, которую притащили в скверик мужики. До дома дотащился еле-еле и сразу провалился в тяжелый сон. Разбудил его звонок в дверь.
За окнами было темно, и он не понимал — вечер на улице или раннее утро. Так настырно могла звонить лишь милиция или Гришка Шпиндель из соседнего подъезда, тоже постоянно озабоченный поисками, чего бы выпить или с кем.
Башка, покачиваясь, направился к двери, распахнул ее, протер глаза и в упор уставился на визитеров.
— О, Матрос, брат мой! — он сразу бросился обниматься.
Матрос поморщился. Если бы он так хорошо не знал старого карманника, то мог бы подумать, что тот искренне рад встрече.
Хозяин проводил гостей в большую комнату, стряхнул крошки со стульев и пригласил садиться.
— Располагайтесь, гости дорогие.
Башка проживал в просторной двухкомнатной квартире с высокими потолками и лепными карнизами. Запустил ее донельзя. Большая комната, где жил он сам, была обставлена весьма скудно — скрипучая кровать с солдатским одеялом, грязный, залитый портвейном стол, несколько стульев и покосившийся шкаф с зеркалом. На старомодном телевизоре «Рубин» стоял оклад от иконы. Святой лик заменяла мятая репродукция рублевской «Троицы». Саму икону загнала бабка, когда понадобились средства на выпивку, и, как человек набожный, до сих пор раскаивалась в этом, на коленях молила прощения у репродукции.
— Как, Башка, все карманы пылесосишь? — осведомился Матрос, вытаскивая из сумки бутылку итальянского «Каберне».
— Не, надоело. Я теперь самый что ни на есть законопослушный гражданин. Веду честную жизнь. На барахолке на «правом берегу» подрабатываю. Монголу-торгашу вещички помог дотащить — стольник. Вьетнамцу — две сотни. Пять дней поработал — полтора месяца можно жить.
— И пить, — кивнул Матрос.
— А куда же без этого ? Уважают Меня. Все знают, что я там промышляю. Ни одна паскуда конкурентная туда не сунется.
— И чего, хватает денег? — спросил Матрос, разливая вино по стаканам, которые Киборг, брезгливо морщась, тщательно, с мылом, отдраил в ванной.
— Матрос, я тебя не узнаю! Кому же хватает денег? Чем больше их, тем больше хочется! Сейчас, например, у меня финансовый кризис.
— Это как? — удивился Матрос.
— Смотрю в кошелек, а там — хер, — загоготал Башка и хлопнул Матроса по плечу. — Хорошо сказано, а?
— Годится, — поморщился Матрос.
— Расходы у меня, дружище, великоваты. Сам знаешь, сколько горючего жрет мой «ржавый мотор».
Башка опрокинул стакан, налил себе еще, а бутылку спрятала шкаф, пояснив:
— Бабусе остатки. Пусть порадуется. Кто же о ней, старой, еще позаботится.
— Да уж, такой внучек внимательный — радость на склоне лет, — Матрос вытащил из кармана хрустящую стодолларовую купюру. — Нового образца. Менять в банке не надо.
— Это мне что ли ? — Башка впился глазами в купюру.
— Соболева знаешь?
— Это который по машинам? Знаю. Ему за спекуляцию лет пять назад год условно дали.
— А Гулиева Мухтара? Всеволода Гарбузова?
— Знаю. Севка-то совсем малой, лет семнадцать. Вежливый, здоровается. Уважает меня.
— Мне этого малого найти надо. Он смылся куда-то. И срочно нужен. Получишь еще три таких же бумажки.
Матрос знал, к кому обратиться. Башка с его общительным характером и авторитетом ловкого вора знал все об Апрельске и его окрестностях: о жизни местных наркоманов, грабителей, убийц. А с Соболевым и Гарбузовым жил по соседству, так что ему и карты в руки. Башка посмотрел купюру на просвет.
— Ты еще на зуб попробуй, — посоветовал Матрос.
— Ладно. И не из-за денег, а токма лишь из душевного к тебе расположения, Матросик. Мы же друг друга уважаем. Так, брат мой?
— Узнаю, что динамишь…
— Ладно, ладно, не маленький…
К порученному делу Башка отнесся со всей ответственностью. Пришлось побегать, попотеть. Зато, когда вновь объявился Матрос, Башка небрежно протянул ему мятый тетрадный листок, исписанный корявым почерком.
— На даче у одной шлюхи они. Вот тебе адрес. Гони бабки…
Глава двадцать седьмая
«КАКИЕ ПОНТЫ ДЕРЖАЛИ!»
— Сереж, у тебя еще ста штук на мою бедность не найдется? — спросил Мартынов.
— Что, Леночка и мою сотню успела оприходовать?
— Нет. Жена софу купила.
— За стольник?
— Остальные теща дала.
— Ясно, — Косарев достал из кармана деньги.
— Уф, замотался.
— Конечно. Вон, утро дурное какое.
Утром Мартынова и Косарева подняли в ружье. Очередная мафиозная разборка — так им сказали. Часов в семь замдиректора электролампового завода, как всегда, бегал по набережной от инфаркта, и едва не прибежал к нему, застав жутковатую сцену. Из остановившейся с визгом тормозов иномарки выскочили двое, вытащили мешок, в котором по очертаниям угадывалось человеческое тело, бросили его в реку и умчались так же резко. Одно дело читать о таком в газетах и видеть по телевизору, и совсем другое — смотреть, как на твоих глазах топят какого-то несчастного в мутных и загрязненных промышленными отходами речных водах.
Подержавшись за вдруг занывшее сердце, замдиректора бросился к ближайшему телефону-автомату и вскоре давал показания начальнику районного уголовного розыска.
Выехавшая на место группа без труда нашла подтверждения словам свидетеля. На асфальте и на парапете были обнаружены капельки крови.
— Ясно, запороли и сбросили, — кивнул начальник уголовного розыска. — Машина-то какая была?
— Синяя «Дуди», а вот номер не припомню. Знаете, не до этого как-то было, — свидетель вновь схватился за сердце.
