Грозовые ворота. Чеченская трилогия - Тамоников Александр Александрович (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Это Куделина работа, — проговорил Чирков, чует мое сердце. Так и норовит людям праздник испортить.
— При чем тут Куделин? График начальник штаба с комбатом составляют.
— Все равно без замполита не обошлось. Ну чего нос повесил? Слушай, ты давай оставайся здесь, а мы с посыльным до штаба прогуляемся, решим твой вопрос.
— Зачем без толку лишний шум поднимать?
— Сиди здесь, пехота, и жди меня. Чирков ушел и вернулся через полчаса,
— Ну вот и все, а ты боялся. Гуляй смело со своей Катюшей. Да, Доронин, с тебя стакан.
— Как тебе это удалось?
— Я заменил тебя. И все оформил как следует, да же в приказ изменения внесли. Так что свободен ты, Сань, как птица в бреющем полете.
— Володь!
— Ладно, молчи. Потом два наряда отстоишь за меня.
— Да хоть десять! Но как же Даша?
— А что Даша? Ей не привыкать. Скажу, за доблестную службу отмечен праздничным нарядом, так что — гордись, родная. Короче, мое это дело. Я же понимаю, как важна для тебе первая семейная встреча. Посему молчи, но стакан давай наливай.
— Нет у меня сейчас.
— Мамеда пошли.
Доронин вызвал старшину Мамедова.
— Акиф? Ты мне кунак? — спросил его Чирков.
— Я понял. Что? По новой, командир? — Мамедов был недоволен, решив, что Доронин собирается выпить.
— Ни черта ты не понял, мой горный друг, — продолжал Чирков, — речь не о твоем командире, а обо мне. Доронин мне стакан должен, понял? Сам он, ты понимаешь, не может пойти за пойлом, мне идти — какой резон, ведь стакан должен не я? Вот и получается, если ты друг мне и тебе не западдо, сходи до комка!
— Говоришь, командир тебе стакан должен?
— Точно.
— Ну лобастый, Володя, я тебе налью сам. Пойдешь со мной или сюда доставить?
— Зачем светиться, Акиф, пошли в твои владения. Все–таки, Доронин, переманю я у тебя Мамедова. Не старшина — золото. В отличие от моего недоделка.
— Так я тебе его и отдам, жди.
Как только Чирков с Мамедовым вышли, зазвонил телефон. Оперативный дежурный сообщил, что старшего лейтенанта Доронина и рядового Ветрова вызывает к себе командир части.
Это было неожиданно. Ну ладно, Смирнов хотел бы увидеть его, Доронина, такое бывало. Но при чем здесь рядовой Ветров? Неужели драка в туалете стала достоянием гласности? Это уже хуже. Но думай не думай, а идти надо.
Александр вызвал дневального:
— Рядового Ветрова ко мне, быстро!
Через несколько минут Костя открыл дверь ротной канцелярии.
— Разрешите, товарищ старший лейтенант?
— Заходи. Так, нас вызывает командир части, тебя и меня. Если встанет вопрос о ночном инциденте со старослужащими, ничего не скрывать, говорить правду. Ясно?
— Так точно! — Костя был немало удивлен вызовом. — Но… откуда…
— Не знаю. Все! Пошли!
Доронин с Ветровым прошли через плац в штаб. Поднимаясь по лестнице, офицер подбодрил подчиненного:
— Ты особо не суетись. Командир с виду грозный, а так с понятием. Единственное, не переносит лжи. Это уясни.
Они подошли к двери кабинета. Старший лейтенант постучал.
— Разрешите, товарищ подполковник?
— Входите.
Командир сидел за рабочим столом, как всегда собранный и внимательный. В руках он, как всегда, держал ручку. Перед ним — чистый лист бумаги.
— Проходите, присаживайтесь, — пригласил Смирнов, не дожидаясь доклада.
Тон командира — миролюбивый и разносом, по крайней мере сейчас, в самом начале, не грозил. Он спросил, глядя на солдата:
— Рядовой Ветров? Константин?
— Так точно!
— Знаешь, Константин, я вызвал тебя больше по личному вопросу. Дело вот в чем. Фамилия Ветров напоминает мне один эпизод из моей жизни. Извини, твой отец жив? Родной, я имею в виду, отец?
— Никак нет, товарищ подполковник. Он погиб в Афганистане.
— Вот как? А кем он там служил?
— Летчиком, пилотом вертолета, лейтенантом.
— Вертолета? — лицо Смирнова напряглось. — А когда и при каких обстоятельствах он погиб, тебе известно?
— В восемьдесят первом году. А как — это я знаю только со слов других. На земле шел бой, отец в составе экипажа прикрывал наших с воздуха. Вертолет сбили, экипаж разбился. Я отца не знал, так как родился, когда он уже погиб.
— Послушай, Ветров, — командир подошел к Косте и взял его за плечи, чем очень удивил Доронина, — у тебя, вернее, у вас дома сохранились фотографии отца?
— Да, но только одна, с войны.
— Хорошо. Сейчас, подожди.
Командир сел за стол, начал выдвигать ящики, вытаскивая папки, открывая их и бросая на сукно. Он что–то искал и наконец нашел. Смирнов держал в руке пожелтевшую от времени фотографию. Он обошел стол, наклонился к Ветрову.
— Посмотри, парень, сюда. Здесь, на фото, нет твоего отца?
На Костю смотрели, два улыбающихся офицера, летчики, судя по форме, державшие в руках шлемы. Слева незнакомый, постарше, а вот справа… Сомнений быть не могло, через десятилетия на него смотрел отец, по возрасту ненамного старше сегодняшнего сына.
— Ну что? — спросил подполковник.
— Отец, — произнес Константин, — вон он, справа.
— Та–ак!
Командир расстегнул китель, присел рядом с солдатом, закурил. Доронин молчал.
— Товарищ подполковник, вы знали отца? — тихо спросил Костя.
— Знал ли я его? — Смирнов задумался. — Лично нет, не знал.
— Тогда почему у вас эта фотография?
Командир печально посмотрел на молодого солдата.
— Ты говорил, что знаешь, что отец твой погиб, прикрывая с воздуха ведущее бой подразделение, так?
— Так точно!
— Так вот, Костя. Двадцать восьмого августа 1981 года в горах Гиндукуша, на одном из перевалов, попал в засаду разведвзвод. Бой завязался тяжелый, неравный, с превосходящими силами противника. Командовал этим взводом я, тогда еще старший лейтенант. Ситуация складывалась катастрофическая. Несмотря на наше ожесточенное, отчаянное сопротивление, духи все подходили и подходили через узкий проход ущелья. У нас кончались боеприпасы, и участь взвода была предрешена. Но тут с воздуха вдруг ударил вертолет. Огнем неуправляемых ракет он на какое–то время заставил наступающих отойти. К сожалению, передышка была короткой, вертолет обстреляли и, видимо, повредили, так как полет его стал рваным. Может, я выражаюсь не совсем понятно, но тогда я подумал именно так — рваный полет. Ребятам с вертушки надо было уходить. Сделать большего, чем уже сделали, они не могли. Просто были не в состоянии. Боезапас экипаж расстрелял, вертолет поврежден, им бы до площадки своей дотянуть. Но они остались. После боя, после всего, что произошло, в приказе о награждении говорилось, что вертолет был сбит, экипаж пал смертью храбрых. Все это так. Но была одна неточность в словах наградного листа.
Командир внезапно замолчал. Он встал, прошелся по кабинету. Доронин с Костей напряженно слушали эту наступившую тишину. Смирнов, выдержав паузу, продолжил:
— А неточность эта в том, что вертолет не рухнул, сбитый, отвесно вниз. Экипаж в последние секунды, теряя управление, раненый, направил горящую машину в тот проклятый узкий проход, преграждая взрывом, обломками вертолета, камнепадом, своими телами, наконец, путь душманам, тем самым спасая жизнь нам. Это был таран, Костя. Наземный таран. Вот так. Благодаря этому экипажу, и твоему отцу в частности, восемнадцать человек избежали неминуемой, страшной смерти. Я потом, после госпиталя, писал рапорта, где докладывал истинную картину гибели экипажа «Ми-24», но то ли им не придали должного значения, то ли еще что, но командование определило произошедшее как обычный на войне трагичный случай. И наградило исходя из такой оценки случившегося. А заслуживали ребята большего. Фотографию я выпросил у одного прапорщика из их эскадрильи, которая дислоцировалась недалеко от нашей бригады. Вот откуда она у меня. И я берегу ее, храня глубокую признательность этим парням, до конца выполнившим свой долг и даже сделавшим большее. Тем, кому я обязан жизнью.
Смирнов подошел к Косте, который стоял возле стола, вновь обнял солдата:
