Двенадцать раундов войны - Самаров Сергей Васильевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Но вот пришло первое несовпадение…
Амир Уматгиреев не понимал, почему он должен предоставлять свой кров чужому отряду, тем более превосходящему его джамаат по численности. Это просто опасно. Сначала придут эти, потом к ним другие присоединятся и весь джамаат посреди зимы просто выгонят из бункера на мороз. Такое продолжение начатого имамом Гойтемиром дела выглядело вполне возможным. Изначально Джабраил хотел сразу и категорично отказаться от роли гостеприимного хозяина. Хотя честь горца требовала открывать ночью дверь даже замерзающему и умирающему врагу. Гость – священное и неприкосновенное лицо в доме, даже если это гость незваный. Но можно ли считать общий бункер домом и соотносить его с правилами адата, этого Джабраил решить самостоятельно не мог и не знал, у кого попросить совета. Вообще-то по своему рангу совет должен был бы дать имам Гойтемир. Но его ответ был известен заранее. И амир Уматгиреев не стал советоваться с Габисовым. Решил, что у него будет время присмотреться к моджахедам из прибывающего отряда и сразу поставить свои условия.
Он хорошо знал, что даже среди его народа, который всегда гордится своей честью, не все люди принимают законы чести. Сам он принял и оказал когда-то помощь раненому Гайрбеку. В итоге оказался не в зале бокса, который обещала ему отстроить районная администрация, а здесь, в горах, где самостоятельно и без помощи администрации строил своему джамаату теплый зимний бункер.
После того как Жовсари оказала Гайрбеку необходимую медицинскую помощь, сам Гайрбек отоспался и почувствовал в себе прежние силы, согласился, что ранения его не тяжелые и он сам будет стремиться поправиться как можно быстрее, чтобы покинуть дом, оказавший ему гостеприимство, и не подвергать хозяев риску. Но волновался Гайрбек при этом, как видел Джабраил, больше всего не о себе и не о хозяевах дома, а о содержимом своего рюкзака. По крайней мере, спрашивал о нем несколько раз. Но он уже знал, что за этим рюкзаком охотятся «кадыровцы», и потому его беспокойство было естественным.
На следующий день опять позвонили из милиции в школу и потребовали, чтобы Уматгиреев зашел к ним. Правда, в этот раз уже не просили прекратить уроки, а звали тогда, когда освободится. Причем очень вежливо, как сказал директор школы. Как только Джабраил освободился, он и пошел. На крыльце его встретил майор Тарамов, на правах старого приятеля, дотянувшись, похлопал по плечу и сказал:
– Начальник райотдела вызывает. Сам! Пойдем… – В глазах Тарамова такое приглашение было равнозначным приглашению на торжественный прием в Кремле.
Маленький и круглый полковник с выбритой головой, но не выбритыми щеками старался показаться радушным хозяином своего просторного кабинета. Тарамов вышел в коридор и для пущей важности пригласил пять офицеров, в присутствии которых полковник и вручил Джабраилу от имени районного отдела внутренних дел почетную грамоту за активную и действенную помощь в работе районного отдела милиции. Потом чуть не силой усадил за стол и заставил пить чай. И только после этого Уматгиреев, сославшись на то, что у него скоро начинается урок, сбежал из гостеприимного райотдела. Он интуитивно чувствовал там какое-то напряжение и, как оказалось, не напрасно.
На вторую ночь, как и обещали Гайрбеку в телефонном разговоре, к нему должны были прийти и забрать рюкзак. С наступлением темноты в поселке сильно лаяли собаки. Там всегда, сколько Джабраил помнил, было много собак, больших и лохматых, не любящих чужих. Ночью хозяева сажали своих псов на цепь во дворе, а днем отпускали побегать по улицам. Так уж здесь было заведено. Можно сказать, местечковая традиция. На улице собаки никого не трогали, только временами увязывались за кем-то, кто им не понравится, и долго сопровождали его лаем. В эту ночь Джабраил не стал ложиться. Жене он сообщил, что должны прийти за рюкзаком Гайрбека. Она никогда не возражала против любых действий мужа, не возразила и в этот раз. Около часа ночи в окно со стороны улицы раздался негромкий стук. Света в большой комнате не было, но постучали почему-то именно туда, а не в освещенное окно, рядом с которым сидел хозяин дома. Джабраил вошел в темную комнату и выглянул в окно. На улице стояла темнота, и различить кого-то было невозможно. Деревья, даже безлистные по причине зимы, полностью скрывали дом от далеких фонарей. Но на дороге, которая была частично освещена, стояла незнакомая машина.
Джабраил вышел во двор, открыл калитку, и тотчас во двор шмыгнул какой-то человек небольшого роста, тонкий и гибкий. Больше никто не заходил. Уматгирееву показалось, что вошел мальчишка лет пятнадцати. Но лица он не видел.
– Тебе чего? – на всякий случай спросил Джабраил.
– Здравствуйте, – ответил девичий голос. – Я к Гайрбеку.
– Понятно. – Уматгиреев закрыл калитку, обогнал застывшую неподвижно гостью и первым взошел на крыльцо. И оттуда позвал:
– Что застыли. Сам он не выйдет. Заходите…
Она вошла, и только после этого Джабраил зажег свет в прихожей. Гостье оказалось лет двадцать, была она миловидна, хотя, на вкус Уматгиреева, чрезвычайно худая. Он прошел вперед по коридору, приоткрыл дверь в комнату, где лежал Гайрбек, и убедился, что раненый не спит.
– К тебе пришли. Женщина…
– Сама! – то ли удивился, то ли восхитился Гайрбек. – Принеси, пожалуйста, рюкзак.
Джабраил кивнул, распахнул дверь, пропуская гостью, которая вошла, потупив глаза и глядя в пол. Все как полагается восточной женщине. И даже ступала она мелкими девичьими шажками, хотя одета была в мужской камуфлированный костюм. Уматгиреев неторопливо прошел в свою комнату, забрал тяжеленный рюкзак, в который так и не заглянул, неторопливо вернулся к закрытой двери и тихонько постучал.
Его не позвали, а просто открыли дверь. За дверью стоял сам Гайрбек, одетый и собранный. Даже свой продырявленный пулями бушлат он не сменил, за неимением запасного.
– Куда собрался?
– Уезжаю. За мной пришла машина. Спасибо тебе огромное, Джабраил. Буду жив, смогу отплатить заботой за заботу. Скажи спасибо жене. Не буди ее. Пусть спит. Мы пойдем. Мы очень торопимся.
– Как себя чувствуешь?
– Пешком или бегом не смог бы, а на машине сумею. Еще раз спасибо.
Возразить в этой ситуации было нечего.
Джабраил подошел к двери. Снял с вешалки свой камуфлированный бушлат и протянул Гайрбеку.
– Конечно, слегка великоват будет, но согреет.
Гайрбек глянул на свой бушлат и не стал отказываться. В дороге могли остановить, могли проверить. Документы у него, наверное, какие-то были. Но вид окровавленного бушлата мог бы навести на подозрение. Однако переодеваться в доме Гайрбек не стал. Вышел вместе с бушлатом и рюкзаком в руках. Оба ранения у него были с левой стороны. Тяжелый рюкзак он нес в правой руке. А левой был в состоянии держать бушлат. На улице было прохладно. Джабраил проводил раненого вместе с его похитительницей до калитки. На улицу выходить не пожелал. У калитки пожал Гайрбеку руку, кивнул на прощание женщине и, дождавшись, когда она сядет за руль, а Гайрбек на заднее сиденье и машина тронется, вернулся в дом. Жилище почему-то показалось пустым, хотя все домашние были на месте. В кухне Джабраил налил себе чашку чая, но выпить не успел. В дверь вдруг заколошматили, кажется, и руками и ногами. Не в калитку, а в дверь. Но Джабраил хорошо помнил, что закрыл калитку на задвижку. Значит, калитку выломали или перелезли через забор.
Испуганные таким стуком, вышли из своих спален и Жовсари, на ходу одевающая халат, и мать, которая в последние дни очень плохо себя чувствовала. Наверное, ее беспокоил гость в доме. Укрывающему от властей такого гостя могло не поздоровиться. Но она – женщина, пожилая и больная, ее можно простить. Жовсари никак своего беспокойства не выказывала. Она знала одно правило – если муж посчитал необходимым поступить так, значит, так и должно быть.
Возмущенный наглостью стучавшего, Джабраил пошел к двери. Честно говоря, он предполагал самое худшее. А самым худшим было бы то, что машину с Гайрбеком и его молодой подругой задержали. Гайрбек никогда бы не выдал дом, где его лечили. А женщина могла выдать. Хотя, подходя к двери, Джабраил уже понял, что эта версия не верна – слишком мало времени прошло, чтобы успеть хоть что-то узнать у задержанных. Нет, дело было в чем-то другом.
