Антикиллер - Корецкий Данил Аркадьевич (онлайн книга без .TXT) 📗
Но и этим не кончилось: девок разложили на прилавке, развернутыми, как куриные тушки, а мужики передвигались вдоль, пробуя каждую, по очереди...
Грубое развлечение, но забавное, и сейчас его Шаман вспомнил не без удовольствия, хотя ситуация не располагала: Баркас замотал тряпкой кровящую культю, а Рыба вместе с Рындой и Кентом тащили бесчувственное тело на улицу.
Отрубленная кисть теперь белела на черной колоде, причем татуировка выделялась особенно ярко.
Начался новый этап не только в жизни мясного павильона, но и в его. Шамана, жизни. А может быть, и в жизни всего «теневого» Тиходонска. Шаман это понимал, но не испытывал ни особой тревоги, ни жалости, ни сомнений. Даже тошноты не было. Наоборот: он с удовольствием выпил бы сто пятьдесят хорошей водки под прожаренный толстый бифштекс. Но сначала надо закончить дело.
– Ведите остальных! – громко скомандовал он, незаметно осматривая группировщиков, на которых происшедшее явно произвело сильное впечатление.
Трое донецких и без того имели жалкий вид, а увидев кусок человеческого тела со знакомой татуировкой, и вовсе впали в панику.
– Вас рубить никто не будет, – холодно успокоил Шаман. – Пока... – И резко сказал: – Семье убитого – двадцать лимонов. Один останется у нас, пока не привезете деньги. И передайте вашим: в Тиходонск больше не соваться. Если что – пришлем в Донецк бригаду: адреса известны... Он сделал паузу.
– И чтоб все знали: за «супермаркет» отвечает... – Шаман повернулся к ленгородцам: – Кто отвечает, Паровоз?
– Ты, – после короткой заминки отозвался тот.
– ...отвечает Шаман.
Дело было сделано. В Тиходонске образовалась единая группировка.
Когда Шаман собирался уходить, к нему подбежал озабоченный Толстяк:
– Только сообщили: у «Сапфира» Быка забрали. Сам Литвинов закрутил...
– За что?
Толстяк пожал плечами.
– Выясни за что. И Начинай отмазывать.
Гражданин Плотников по кличке Бык сидел в камере номер три изолятора временного содержания. Он был здесь впервые. Хватали его многократно, доставляли в ближайший райотдел, какое-то время мурыжили – и отпускали.
Бык ошарашено осматривался. Три метра в ширину и пять в длину. Справа вдоль стены сплошные деревянные нары, отполированные до лакового блеска телами его многочисленных предшественников. Постельные принадлежности здесь не выдавались. Сзади толстая, обитая железом дверь, впереди зарешеченное, закрытое «намордником» и густо заплетенное проволокой окно, почти не пропускающее ни света, ни воздуха. Бетонные стены покрыты грубыми ноздреватыми наплывами. Все. Он шагнул вперед, в углу нар что-то шевельнулось. Нет, не все. Тщедушный замызганный мужичонка лет сорока пяти. Сокамерник. Возможно, «наседка».
Бык еще раз осмотрелся.
– А хезать куда?
– Так выводят три раза в день, – пояснил сосед. – Приспичит, постучишь, может, лишний раз выведут.
– А могут не вывести?
– Могут. Лишний раз не положено.
– Куда ж тогда?
Сокамерник вздохнул.
– Тогда, милок, только в штаны. Потому как в хате оправляться нельзя... Мужичонка подполз поближе, вгляделся.
– А у тебя с животом неладно?
– Нормально...
– Чего ж этим интересуешься? Главнее всего, что ль?
И правда! Бык повалился на нары.
«Вот суки! Чего ж это они так осмелели? И мартышка белобрысая, и ухажер, и халдеи... И Ленка с этажа... На очняках внаглую идут, не собьешь, на испуг не возьмешь... Что-то здесь не то», – лихорадочно размышлял он.
– Слышь, мужик! А сколько здесь держат?
– Когда как, – охотно объяснял сосед. – Когда три, когда десять.
– А потом что?
– Ясное дело – в изолятор везут. В тюрьму.
– Как в тюрьму? – взвился Семка. – А выпускают когда?
– Ну даешь! Отсадишь срок – тогда и выпустят.
«А ведь действительно, этот мент, Крылов, так и сказал: на этот раз не выкрутишься, под суд пойдешь и на всю катушку получишь...» Бык заколотил громадным кулаком по нарам. Раздался глухой гул.
– Суки! Неужели из-за этой бляди срок мотать! И зачем она мне сдалась!
– Ты что, снасильничал кого? – строго спросил сосед.
– Прошмандовку одну трахнул во все дырки! А она заявила!
– Это плохо.
– Еще бы не плохо! Ну да ей пасть заткнут...
– Насильничать плохо, – с осуждением сказал сокамерник и отполз обратно в угол.
От неожиданности Бык даже осекся.
– Чего? Ты что, прокурор? Почему «плохо»?
– Да потому, что в дому люди таких не любят, – неохотно отозвался мужичонка.
– А если я тебе сейчас башку расшибу? – угрожающе прогудел Бык.
– Здесь мы вдвоем, твоя сила, – смиренно произнес мужичонка. – А когда в дом придем, люди нас рассудят...
– Трекнутый какой-то! Какой дом, какие люди?
– Попал, а не знаешь. Тюрьма – дом, а живут в нем люди, – объяснил курьер Гангрены. Он нес малевку, напрямую касающуюся Быка и определяющую его дальнейшую судьбу. – Тяжело тебе придется...
– Ты за меня не беспокойся! Меня дружбаны отсюда вытащат! А если и попаду в тюрьму – что мне кто сделает? Срал я на твоих «людей»! Всем кости поломаю!
Сосед тяжело, с осуждением, вздохнул и ничего не сказал. Бык бушевал еще долго, но мужичонка не обращал на него никакого внимания. И за семьдесят два часа, что они просидели бок о бок, не произнес больше ни единого слова.
Бык не зря надеялся на помощь друзей-приятелей. Известие о том, что его задержали за изнасилование, вызвало в бригаде бурю возмущения. Если бы он замочил кого-то попьянке, лопухнулся с «пушкой» – тогда хоть понять можно... Но за бабу, которая для того и предназначена! Мало ли что у нее не спросили! Если каждую спрашивать... И эта рука имела наглость заявить!
– За это проучивать надо! – негодовал Пинтос – правая рука бригадира.
– Я ей всю рожу порежу!
– Давай лучше ее «на хор» поставим, – предложил Голяк. – Отдерем всей бригадой и бутылку в манду забьем!
Идея понравилась.
– И эту, этажную, Ленку – тоже!
– Годится!
Адреса потерпевшей и свидетелей были известны. Их вычислили без особых ухищрений – простым наблюдением за зданием РУРПа, куда привезли Быка. Смотришь, кто зашелвышел из гражданских, а когда рожи знакомые, еще проще, «глаз» следом пустил – тот и довел до самого дома.
Начать решили с заявительницы – она, как-никак, главная фигура, да и посимпатичней Ленки.
Подогнали к дому тачку, стали ждать. Пинтос за рулем, Голяк на заднем сиденье, Слон гуляет у подъезда.
Вдруг подкатывает обшарпанный «жигуль», выходит двухметровый, коротко стриженный мордоворот с ментовскими глазами, осматривается – и прямиком к ним.
– По Семке соскучились? – спрашивает с издевкой и улыбается. – Что-то быстро. Ему лет пять париться... И вдруг, перестав улыбаться, гавкает:
– Пошли на хер! Еще раз увижу – всех продырявлю!
А у самого «пушка» в кармане прыгает.
Делать нечего, отъехали, издали смотрят.
– Зверь! – Слон поежился. – Видно, из литвиновских...
– Ничего, – успокоил Пинтос. – Просто так он шмалять не станет. И круглые сутки с ней не будет. У них людей не хватает.
Через несколько минут охранник вывел Ковалеву, посадил в машину и отвез в больницу – она врачом работает. А сам сел в коридоре и смотрит по сторонам.
– Чего ему на глаза попадаться, только морду набьет, – Говорит Голяк.
– Давай лучше за Ленкой сгоняем.
Приехали в гостиницу, а ее нет! Уволилась. Куда пошла – не знают. Домой – нету! Спрятали, суки.
– Поехали пообедаем, – предложил Пинтос. – А вечером к врачихе домой. СОБР, как и предполагал Литвинов, оказался не в состоянии обеспечить
круглосуточное прикрытие всем объектам. И территориалы отказались, мол, мы не можем просто так пост держать. Людей не хватает улицы патрулировать. Пусть звонит, если что...
После работы охранник привез Ковалеву домой, проводил в подъезд, завел в квартиру.
