Разведывательно-диверсионная группа. Кондор - Негривода Андрей Алексеевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗

– Так уже нарезаются! – ответил Гром и стал сноровисто распаковывать свой рюкзак. – Кто-то из салабонов поможет «старому прапорщику» настрогать хлеб на полувзвод голодных морд?

– Так за здрасти! – тут же отозвался Гранд.

– От молодец! – проговорил Андрей. – Ну и правильно! Твои 110, Леша, обязательно надо натуральным продуктом подпитывать...

– А то!

– Только ты не четырнадцать кусков настрогай, а пятнадцать... Ага?

– ??? – И Гром, и Гранд, замерли на месте и уставились непонимающими взглядами на командира.

– Че вылупились, як на новые ворота? «Лошарик» наш с дорожки наверняка ни хрена, кроме косяка анаши, не жрал... Проголодался, видать, потому и сидит обиженный... А обиженный человек, Гром, никогда ни хрена тебе не скажет!.. Ты его покорми сначала, а потом уж вопросы задавай.

Тишина в пещере в один миг образовалась такая, словно кто-то невидимой рукой взял, да и вырубил на фуй звук. Только потрескивающие в костре головешки да завывание ветра вдалеке, у входов в пещеру, нарушали эту тишину.

– Есть такое, пацаны, международное соглашение Женевской конвенции, подписанное хрен знает когда, «до царя Гороха», после Великой Отечественной... В которой четко прописано, что к военнопленным нужно относиться гуманно... Соблюдать их человеческие права... Кормить их, поить и создавать условия для жизни... Вот мы и соблюдем эти предписания!.. Ну, не жрал человек часов десять до того, как его в плен взяли! Мы же это понимаем и уважаем его права... Мы его сначала покормим, а потом и вопросы задавать начнем! Глядишь, он раздобрится, на сытый желудок, да и расскажет все, о чем его спросят!..

В этот момент лицо Кондора стало каким-то зловещим... И... совсем уж кровожадным... Сейчас, именно в этот момент, в мерцающем свете сполохов костра, он был похож на Фауста... Или на Вельзевула... Или на кого угодно из этой плеяды... Сейчас он вершил суд...

– Слушай, ком... Мож, не стоит оно так-то уж?.. – проговорил неуверенно Гром. – Че-то ты совсем круто завернул.

– А как-то оно стоит?! – рявкнул Филин, и в его голосе уже не было и тени того веселья, которое было ровно минуту назад. – Как стоит, прапорщик?! Положить на подходе весь личный состав? Или отсидеться здесь, в этой норе?! Как стоит!.. Вот ты из Питера?

– Да...

– А представь себе, Паша, что твоя семья гуляет по Эрмитажу, а в этот момент на него падает здоровенный самолет типа «Ту-154»... Представил?! А потом какое-то мудило расскажет тебе по каналу «Аль-Джазира», что, мол, ничего личного, а это у него просто такой способ вести войну за свои интересы... И все, представьте! – Кондор повысил голос, чтобы его было слышно всем разведчикам. – А теперь, как это принято у нас, в разведке, я хочу услышать возражения или другие предложения, как нам получить нужную информацию!

Тишина стояла гробовая.

– Вопросов, жалоб, предложений, надо понимать, нет!

И Андрей улыбнулся... Или оскалился... Кто уж там разберет?

– Поэтому... Гранд!

– Я!

– Нарезай хлеб под бутерброды, на всех!

– Есть!

– Гром!

– Я, командир!

– Ну а ты нарезай уж обещанное «по бартеру» сало... Ужинать будем...

– Есть! – ответил Павел и стал кромсать своим боевым ножом кусок сала.

– Вот и ладушки... Дизель!

– Я!

– Ну-ка возьми-ка ты, Густав, петельку и поставь нашего уставшего от трудов ратных «лошарика» на ноги.

Не говоря ни слова, Дизель влез на топчан, встал на нем в полный рост, накинул на шею пленного петлю и поднял руку вверх.

Этот парень, поволжский немец, просто не знал пределов своей силы, которой наградила его природа! Это именно он, Густав Талис, десять дней нес на себе, нес больше двухсот километров(!), полуживого Андрея, когда была организована операция по его спасению год назад в Боливии... [21]

Афганец, довольно плотный мужчина лет тридцати, взлетел с каменного пола пещеры так, словно его выстрели из катапульты... И опустился обратно... Но не на колени, а на самые кончики пальцев, как это делала в Большом театре Настя Волочкова...

Филин взял кусок хлеба, на котором красовался здоровенный кусок свиного сала, и приблизился к пленнику:

– Гром!

– Я, командир!

– Переводи ему слово в слово, чтобы эта мразь поняла сначала, что я хочу с ним сотворить.

Он подождал несколько секунд, внимательно вглядываясь в широко раскрытый рот полузадушенного «духа».

– В священное воинство Аллаха, Махмуд, ты уже все равно не попадешь!

Гром произнес несколько слов, на которые, как это было ни странно, моджахед ответил.

– Он говорит, что его зовут не Махмуд, а Абдул, командир!

– А мне насрать! Для меня они все Махмуды! Так вот, Махмуд... Я хочу знать все то, что знаешь ты о Тора-Бора! И времени у меня нет! И у тебя его нет!.. Гром, переводи! – рявкнул Андрей страшным голосом.

Он подождал минуту, пока Павел закончил свой монолог на языке дари:

– У тебя, Махмуд, еще есть шанс умереть как воин, а не как собака... Я даю тебе минуту! После этого ты сначала поешь... – Андрей приблизил бутерброд к глазам талиба. – А потом мы тебя повесим на сосне у входа в пещеру... Время пошло!

Афганец затрепыхался на стропе так, словно это был карась, выброшенный на берег. Он что-то хрипел и брызгал слюной.

– Че он там блеет, прапор?

– Говорит, что если бы ты попал в его руки, то он не стал бы издеваться, а просто отрезал бы тебе голову, освободив от мучений...

– А! Так оно еще и благодетель, оказывается... С большим сердцем... Густав! Ну-ка приподними его на пару сантиметров!.. Придется кормить, как видно...

Дизель натянул стропу так, что у афганца вытянулась шея, а когда к нему приблизился Андрей, он стал визжать таким противным пискливым голосом, что у всех едва не заложило уши.

– Ком! Он орет, что правоверный мусульманин, и просит не приближаться к нему с плотью грязного животного...

– Так пусть говорит! – рявкнул Андрей еще раз и поднес бутерброд с салом к самому рту талиба. – Скажи ему, что я, русский офицер, обещаю подарить ему смерть настоящего шахида, если он начнет говорить. А если нет, то он сдохнет как вонючий ишак!

В течение следующих десяти минут афганец говорил не переставая, да так быстро, захлебываясь собственными словами, что Грому пришлось пару раз его попросту остановить и приказать повторить сказанное заново. Теперь Андрей не лез в это «воркование двух голубков», зная, что Павел настолько опытен, что и без него задаст все нужные вопросы.

Андрей отошел к огню костра и присел на корточки.

На душе было мерзко и пусто. Словно прошлась по ней многотысячной конницей орда Чингисхана. Филину было мерзко и противно оттого, что только что пришлось сотворить с этим человеком. Противно оттого, что ему, русскому офицеру, которым он никогда не переставал быть, пришлось уподобиться этим скотам, которые «воевали за священный ислам», и растоптать человека в его вере. Сейчас Андрей был противен сам себе!

«...Прости меня, господи! Прости мне грехи мои, ибо видишь ты, что согрешил я во благо! Прости меня, Милостивый и Милосердный!..»

Он бросил бутерброд в огонь и стал наблюдать, как начал таять и «плакать крупной слезой» народный символ его родины.

Андрей, пристально глядевший в пламя костра, не заметил, как к нему подошел Гром:

– Все, Андрюха. «Исповедь» закончена. Он раскололся, как гнилой орех, – до самой задницы.

– Ну и ладно, – проговорил Андрей угрюмо.

– А знаешь, что он сказал в самом конце? – Павел присел рядом. – Он сказал, что ты его все равно обманул. Его собратья, мол, умерли как настоящие воины в бою, а он умрет как шакал, потому что замерзнет на морозе, а любого умершего мусульманина, а особенно своей смертью, надо хоронить до захода солнца. А здесь, на этой горе, этого никто делать не будет. Так что...

Андрей посмотрел Павлу прямо в глаза:

– Я дал ему слово русского офицера, Паша...