День джихада - Щелоков Александр Александрович (мир бесплатных книг .txt) 📗

Комната, в которой жила теперь Деша, с трещинами в стенах и на потолке, сохранилась чудом. Старик Керимсолта — деревенский плотник, помог учительнице наладить быт. Они вместе разобрали кирпичи, завалившие вход в сохранившуюся часть дома. Затем мастер наглухо забил окна фанерными листами, стекла в ауле не было. Подправил косяки двери, укрепил ее изнутри и снаружи, сделав все, чтобы развалюха осталась обитаемой.

Салах пристально посмотрел на Дешу. Желваки заиграли на загорелых щеках. Сказал жестко и властно:

— Я сегодня к тебе приду. Вечером.

Думал — смутится, возразит молодая женщина. Не в правилах горской морали вот так принимать бесцеремонные предложения мужчин. Не на Тверской у «Националя» в Москве происходило дело. В скромном ауле на краю гор. Но Деша посмотрела на Салаха и увидела все, что он сказал не словами, а взглядом: свое беспредельное одиночество, неуемную тоску и неприкаянность. И еще она оценила, как по-мужски красив этот человек, принявший на ее глазах страшный удар судьбы. Его худое чувственное лицо, мужественного, закаленного воина, волевые глаза — все выдавало натуру гордую и свободолюбивую. Чувствовалось — он привык повелевать и умел заставлять людей подчиняться себе. Нет, он не искатель легких приключений и не захочет оскорбить или унизить ее здесь, на родной земле.

Она ответила так, словно они были знакомы давным-давно:

— Приходи.

Скажи Салах по-иному, улови она в его голосе малейшую нотку просительности, Деша по привычке презрительно улыбнулась бы и отошла, не ответив. Но Салах не просил, он приказывал. И Деша уловила в его тоне именно то, чего не слыхала в голосах других, предлагавших ей себя мужчин.

— Приходи.

Она повернулась и, мягко покачивая широкими бедрами, ушла. Гордая и красивая. С ровной спиной и высоко поднятой головой.

Салах проводил ее взглядом и не заметил, как к нему неслышно приблизился мальчик лет двенадцати. Он тронул тонкими пальцами рукав.

— Дядя Салах, с вами желает поговорить дядя Дага.

Салах встрепенулся. В юные годы с Дагой Берсаевым они были большими приятелями. Потеряли друг друга из виду только после того, как Салах поступил в военное училище. Конечно, известия о земляках доходили до Салаха. Он знал, что Дага окончил юридический факультет, стал прокурором в одном из районов Чечни, но встречаться им не приходилось.

Салах не сразу узнал старого товарища. Круглое лицо Даги обрамляла рыжая борода. Он был в подогнанном по фигуре камуфлированном армейском обмундировании. На широком ремне — кожаная кобура фирмы «Бианчи», дорогая и элегантная. Из нее торчала рукоятка «вальтера ППК-38». С оружием как-то не вязались четки, которые Дага, не переставая, перебирал длинными пальцами. Он выглядел сурово и воинственно.

Они обнялись.

Салах стиснул приятеля в объятиях порывисто, энергично.

Дага обнял Салаха протокольно: мягко коснулся его спины руками и тут же отпрянул. Но сказал приветливо:

— Здравствуй, брат. Рад тебя видеть. — И показал на мягкую банкетку у столика: — Прошу, садись.

Салах сел, глядя на Дагу и пытаясь вспомнить, что осталось в нем от того сорвиголовы, которого он знал много лет назад.

— Ты был дома? — Голос Даги звучал спокойно, умиротворяюще. Слова он произносил странно — почти нараспев, будто молитву. — Очень сожалею, Салах. Твоя мама всегда была для меня как родная.

Салах молча склонил голову, принимая соболезнование.

— Что собираешься делать? — продолжил Дага.

— Пока не знаю… Меня уволили из армии…

Дага помрачнел.

— Я знаю это, и меня удивляет твое спокойствие. Мы здесь все считаем, что тебя не просто уволили. Они взяли от тебя все, что им было нужно, и выкинули, как использованный презерватив.

Последняя фраза прозвучала хлестко, словно пощечина. Нацеленная в лицо, она попала в сердце. Хотелось вскочить, вмазать обидчику, но ноги не слушались, а рука не поднималась.

Разве Дага не прав? Да, его сравнение грубо, грязно, но кто сказал, что оно не точно?

Можно говорить деликатно: «Уволили по сокращению штатов». Можно говорить… Все можно, черт возьми! Но от этого правда не станет менее оскорбительней слов, ее обозначивших.

— Да, ты прав, Дага, — смиряя гордыню, согласился Салах, — употребили и вышвырнули…

Дага вежливо склонил голову.

— Хорошо, друг, что ты это понимаешь. Умение видеть и признавать правду — очень важное качество. Мы тебе поможем. Я надеюсь, ты все еще настоящий чеченец?

— Что значит «настоящий»?

— Хватит у тебя мужества вступить в ряды воинов Аллаха и продолжить борьбу в наших рядах?

— Ты говоришь как мулла.

— Почему — «как»? Я и есть мулла.

Салах оторопел.

— Разве я обманывал тебя? — тихо спросил Дага.

— Но ты… прокурор!… — воскликнул Салах.

Дага жестом остановил его.

— Перед Аллахом все мы равны — и прокуроры, и преступники…

— Хорошо, тогда о другом. Я не боюсь войны. Я уже воевал. Но ты, скажи мне, Дага, ты уверен в победе?

— Почему нет? Нас поддерживает рука Аллаха. Очень сильная рука…

— И в какой роли ты меня здесь представляешь?

— Знаю, ты можешь обидеться, но должность командира пока не получишь. Будешь… как это лучше сказать? Стажером, да?

— А кто же станет моим командиром? — Салаху показалось, что старый друг попросту разыгрывает его — профессионала, десантника, спецназовца… подполковника, в конце концов, черт побери!

— Казбек Цокаев.

— Кто он? Военный? — продолжал жестко настаивать Салах.

— Сейчас каждый чеченец — военный.

— Я не это имел в виду!

— Казбек в прошлом водитель. Но у него уже большой опыт боев. И он сменил на командном посту Рахмана, твоего двоюродного брата.

— Но он же не военный, так?

— Да, Казбек не военный. Тут возразить не могу. Однако он проверен в деле. И тебе придется ему подчиняться.

— Он не знает тактики. — Салах старался все же сдерживаться. Ему казалось, что, когда речь идет об опасном и крайне рискованном деле в первую очередь должен торжествовать здравый смысл. И его прямо-таки бесило упрямство Даги, который не желал вдуматься в его слова.

— Не надо, Салах. Может показаться, что тебя мучает зависть. Это плохо. И еще мой совет. Ты дважды повышал голос. Я говорил тихо. От крика правды в словах не прибавляется.

— Но твое решение неразумно. А у меня достаточный военный опыт. Ты думаешь, я не разберусь, что у вас к чему?

— Разберешься. Я очень на это надеюсь. Очень. Ты и нужен нам как командир… Но пойми, от тебя не требуют, чтобы ты в один день стал правоверным. Для таких, как ты, Салах, в Коране есть сура «Покаяние». Ты пока вдумайся, перевари то, что нам завещано пророком. Потому что сейчас ты безбожник в душе. Твое обрезание — не показатель веры, а телесный знак. Но ты пришел к нам. И мы заключаем союз, о котором сказано в Книге. Слушай:

Подумай над этим. А теперь я приглашаю тебя пообедать.

Они вышли из домика на свежий воздух. Под кронами буков гулял полный свежести и летних запахов ветерок. На ровной площадке, метрах в двадцати от домика, на земле был разостлан ковер.

— Там и пообедаем, ты не против?…

В Жана-аул Салах вернулся в сумерках.