Закон против тебя - Воронин Андрей Николаевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
– Выбирай, но осторожно, – почему-то помрачнев, ввернул Черемис бессмертную цитату из Жванецкого и полез в нагрудный карман ветхой, с лоснящимся от грязи воротником офицерской рубашки за очередной сигаретой.
Манохин вспомнил о родственнике Черемиса, на которого совсем недавно пал выбор, и тоже помрачнел. Психология Черемиса была для него абсолютно непостижима, и это беспокоило Прыща: толстяк был способен в самый неожиданный момент выкинуть что-нибудь дикое и ни с чем не сообразное. Черемис тем временем раскурил сигарету, положил ее на край пепельницы, взял со стола бутылку, поднес ее ко рту, но, спохватившись, сделал горлышком приглашающий жест в сторону Манохина.
– Вмажешь? – предложил он.
Прыщ покачал головой, отказываясь от угощения.
Судя по этикетке, в бутылке была отрава местного производства, а Манохин еще не настолько выжил из ума, чтобы пить эту дрянь.
– Ну, как знаешь, – сказал Черемис и, раскрутив бутылку, опрокинул ее над разинутой волосатой пастью.
Он со стуком поставил бутылку под стол, крякнул и вместо закуски занюхал водку обмусоленным рукавом рубашки.
– Едкая, зараза, – просипел он. – Ну ладно, черемис. Если вмазать не хочешь, значит, приехал по делу. Выкладывай, что у тебя опять стряслось.
– Есть заказ, – сказал Манохин. – Четыре тысячи бутылок.
– Ото, – отреагировал Черемис. – Две тонны водяры, почти тонна спиртяги." Сделаем, чего там.
– Только ты вот что, Черемис… Эта партия пойдет в Москву, так что ты уж постарайся, чтобы качество было на уровне.
Черемис хмыкнул и пожал жирными плечами.
– Какое еще качество? – проворчал он. – Этикетки, акциз, бумажки всякие – это не мой профиль, да и проблем с этим, насколько мне известно, у нас никогда не было. Единственное, что я могу проконтролировать, – это процентное содержание спирта. А уж качество спирта – извини-подвинься. Что вы мне привозите, то я и бодяжу. Да ты не дрейфь, черемис, посмотри на меня. Пять лет ее, проклятую, пью. Ничего, кроме нее, не употребляю – ни чаю, ни воды, ни бормотухи, Правда, рожа стала… На днях наткнулся на зеркало, глянул и обомлел: это кто же, думаю, такой?
Что же это, думаю, за зверь? А я-то где же?
– Ну? – заинтересовался Манохин.
– Что – ну? Засосал полстакана – бутылка у меня с собой была, – глянул еще разок… Гляжу – все нормально. Я это, только небритый… Так что насчет качества не переживай.
– Гм, – с сомнением произнес Манохин. Способность Черемиса в невероятных количествах пить любую дрянь от лосьона до антифриза без видимых последствий для организма давно вошла в пословицу и ни в коем случае не могла служить критерием оценки качества выпускаемой им продукции.
– Ты вот что, – прохрипел Черемис, копаясь в тумбе стола и извлекая оттуда новую бутылку водки. – Ты людей мне дай, черемис. Одного на конвейер, одного на упаковку.
– Знаю, – сказал Манохин. – Я уже распорядился, – А мне твои распоряжения до пейджера! – рыкнул Черемис. – Я твое распоряжение к конвейеру поставить не могу. Тем более на упаковку. Мне люди нужны, а не распоряжения. И не бабы эти, с ихними течками и истериками, а нормальные крепкие мужики. Давеча одна мне говорит: не могу, говорит, я эти ящики таскать, у меня, говорит, проблемные дни. Спину, говорит, ломит, мочи нет… Я ей говорю: работай, говорю, сука, а то у тебя не только спину будет ломить, но и все остальное.
Так она, черемиска, ящик подняла, охнула, ахнула и – об пол. Двадцати бутылок как не бывало. А твои дебилы в камуфляже ей ребро сломали. Третий день на тюфяке валяется, лярва, ни хрена не делает, только жрет.
– М-да, – повторил Манохин. – Так тебе, выходит, не двоих надо, а троих.
– Если мужиков, то хватит и двоих, – остывая, проворчал Черемис. – Ас бабами ты ко мне больше не суйся. Хватит с меня баб! Можешь и тех, что есть, хоть сейчас забрать. Хочешь, трахайся с ними, а хочешь, с хлебом ешь…
– Ну-ну, – холодно сказал Манохин, – не увлекайся, дружок. Не забывай, на каком ты свете. Здесь командуешь не ты и даже не я. Скажут мне ловить тараканов, а тебе с ними работать – так оно и будет.
А если тебя что-нибудь не устраивает, могу хоть сию минуту выдать тебе выходное пособие.
Он не стал вынимать из кобуры пистолет, зная, что Черемис и без лишних жестов поймет, что он имел в виду, говоря о «выходном пособии». Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: человека, который располагает такой информацией, живым не выпустят.
Черемис вздрогнул и отвел глаза. Манохин медленно растянул губы в улыбке: бунт на корабле был подавлен в самом зародыше.
– Да ладно, – прохрипел Черемис, – чего там…
Люди мы с тобой подневольные, решать и в самом деле не нам… Просто достали эти бабы, понимаешь? Работать же невозможно! Уж лучше, как ты говоришь, тараканы…
– Все понимаю, – сказал Манохин. – Ты извини, что я на тебя наехал. Нервы, черт бы их побрал. Мы с тобой в одной упряжке, так что нам обижаться друг на друга не резон. Я посмотрю, что тут можно сделать.
Возможно, мои ребята и в самом деле расслабились.
Баб-то, сам понимаешь, хватать полегче.
– И полегче, и поприятнее, – согласился Черемис и зубами сорвал с горлышка бутылки алюминиевый колпачок. – Бабы на ощупь помягче мужиков, да и побаловаться можно по дороге, пока она в отрубе валяется. Скажешь, твои черемисы этим не занимаются?
Видел я, в каком виде баб сюда привозят. Особенно, тех, которые помоложе… Так не хочешь вмазать?
– Я за рулем, – рассеянно отказался Манохин. – Погоди, ты это серьезно?
– Насчет вмазать? – переспросил Черемис, не донеся бутылку до рта.
– Насчет того, что мои люди баб насилуют.
– А ты не знал? Ну, ты даешь, начальник! Неужто правда не знал? Ну, черемис! – Черемис расхохотался, закашлялся, расплескивая водку, поставил бутылку на край стола, еще немного поперхал и, отдуваясь, продолжал:
– Да что такого-то? Подумаешь, засунули по разу… Кожа натуральная, не снашивается, и на работоспособности не отражается.
– М-да, – в третий раз сказал Манохин. – Видишь ли, Черемис, дело не в бабах… Дело в том, что эти козлы распустились и стали много себе позволять, причем, заметь, без моего ведома. Знаешь, как это бывает?
Дальше – больше, а потом оглянуться не успеешь, как они погорят на какой-нибудь ерунде и начнут сдавать всех подряд, чтобы им скостили год-другой…
– Точно, – сказал Черемис и приложился к бутылке. – Обмельчал народ. Каждый мудак считает, что ему все позволено.
Манохин посмотрел на собеседника, проверяя, не его ли тот имел в виду, но Черемис в этот момент присосался к бутылке, гулко глотая и обильно проливая водку на грудь своей линялой офицерской рубахи. От этой картины Манохина замутило, и он поспешно встал.
– Будь здоров, Черемис, – сказал он. – Людей я тебе достану, а ты не забудь про московский заказ.
Четыре тысячи бутылок.
– Угу, – не отрываясь от бутылки, кивнул Черемис и сделал прощальный жест рукой.
Манохин спустился по громыхающей лестнице, прошел через упаковочный цех, где уже возились, начиняя бутылками картонные ящики, две изможденные тетки в черных халатах под присмотром вертухая в маске, вооруженного резиновой дубинкой, затем снова протиснулся мимо грязного дощатого борта фуры и с облегчением выбрался на улицу, полной грудью вдохнув напоенный лесными ароматами воздух.
На обратном пути он ненадолго остановился возле тихой лесной речушки, которая несла свои темные, настоянные на древесной коре и палой листве воды, заглушил двигатель джипа, торопливо разделся донага и минут пять поплавал в похожей на круто заваренный чай, восхитительно прохладной воде.
Лицо, шея и руки до локтей у него успели загореть, приобретя кирпичный оттенок, а все остальное осталось неприлично белым, и на этой белизне синели корявые татуировки.
Выйдя из воды, он немного постоял на берегу, чтобы обсохнуть, потом не спеша оделся, набросил на плечи горячие ремни кобуры, сел в машину и, бешено газуя, умчался в сторону города.
