Двойной капкан - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (читать книги полностью TXT) 📗
Не хочешь спросить — почему?
— Не хочу, — буркнул Голубков. — Потому что сами высунулись. А кто высовывается, на тех и грузят.
— Вот именно. Все свои дела — в сторону. Абсолютно все. У тебя сейчас только одно дело — это. Все, что понадобится, получишь немедленно. Ко мне — в любое время дня и ночи. Куратор в курсе. Решать нужно быстро. Во-первых, евреям может осточертеть ожидание. И они вполне способны предпринять действия, которые нам не понравятся. Выкрадут Пилигрима — и дело с концом. Уж если смогли найти, смогут и выкрасть. При нашем нынешнем расп… разгильдяйстве то есть, — не проблема. И будем мы потом до морковкина заговенья рассказывать про листок между столами. Но главное другое — обстановка в Чечне. В общем, действуй. Интервью Рузаева особенно внимательно перечитай. В него сейчас многие вчитываются. И не только в России.
Полковник Голубков взял папку и молча пошел к выходу.
— Кстати, — остановил его Нифонтов, — что значит слово «пилигрим» — знаешь?
— Странник. Что-то в этом роде.
— По Далю: «Паломник, путешественник-богомолец», — уточнил Нифонтов. — Вот только каким богам он сегодня молится?
III
Выйдя из кабинета начальника управления, полковник Голубков спустился в цокольный этаж, где располагался особо тщательно охраняемый информационный отдел, приказал срочно подобрать и доставить ему все, что есть по Пилигриму. В просторной рабочей комнате оперативного отдела Голубков провел планерку со своими замами и ведущими сотрудниками, распределяя между ними дела, которые были под его личным контролем.
Через час, когда он вернулся в свой небольшой, со стандартной канцелярской мебелью кабинет, на его письменном столе уже лежала стопка бумаг, еще теплых от принтера или ксерокса. Но он не спешил приниматься за них. Сначала нужно было разобраться в себе — в своих ощущениях от этого неожиданно свалившегося на него дела.
А они были — как любят выражаться депутаты Госдумы — очень неоднозначными.
Голубков бросил папку с докладной запиской и материалами аналитического отдела на стол, остановился у окна и стал рассеянно рассматривать молодых охранников в штатском, лениво прохаживавшихся возле старинных, узорчатого литья ворот… Версия Нифонтова об упавшем между стол ими листке была остроумной. Но чем больше Голубков думал об этом, тем менее убедительной она казалась. Потеряли. Все, конечно, бывает, любая глупость возможна, особенно когда рушатся великие империи и разгоняют такую контору, как КГБ — имперский оплот.
И все-таки.
А если допустить, что Нифонтов прав в своих предположениях насчет побега Пилигрима из тюрьмы в Дармштадте, то тут вообще никакими случайностями уже и не пахло.
Зачем-то Штази нужен был именно Пилигрим. Зачем? Штази была под полным контролем КГБ и без его санкции никаких акций не проводила. Значит, Пилигрим был нужен не Штази, а КГБ? Зачем? Зачем-то его перебросили в Таллин и сделали пластическую операцию у специалиста высшего класса. Зачем? Зачем-то ему создали надежную «крышу» и перевезли под Москву. Зачем?
Почему нет никаких документов в его агентурном деле? Обязательно были. Не могли не быть. А все-таки нет. Значит, уничтожили? Зачем?
Эти «зачем» порхали, как воробьи над облезлым купидончиком, торчавшим во дворике управления посреди такого же облезлого фонтана, бездействовавшего, наверное, со времен Великой Октябрьской социалистической революции.
С начала империи. До конца империи.
88-й год — побег Пилигрима из Дармштадта.
89-й год — перевоз в Таллин. Тогда же, вероятно, и пластическая операция.
Дело-то не быстрое. Очень небыстрое.
91-й год — переезд в Химки. Точнее — июль 1991 года, за месяц до ГКЧП-1.
Легализация.
Декабрь 93-го — убийство профессора и уничтожение его архивов… Но при чем здесь конец империи? Фонтан-то все равно не работает!
Связь есть. Но какая? Имеет ли она отношение к этому конкретному делу или же существует вообще, как судьба любого человека всегда связана с тем, что происходит в его стране?
…Полковник Голубков сначала хмурился, а потом и вовсе уж помрачнел. Не любил он таких общих вопросов. Без них, понятно, не обойдешься. Но без конкретики они превращаются в беспредметную болтовню. А конкретики не было.
Какого черта этот Пилигрим сидел семь лет тихой мышью в своих Химках и только теперь обнаружил свое присутствие?
Чего-то боялся? Что-то пережидал?
Что?
Был, впрочем, один конкретный вопрос. Был. Кто-то же от КГБ вел секретного агента Деева Геннадия Степановича? Кто? Почему в агентурном деле нет его имени?
Почему связь с агентом была прервана или переведена в другую систему?
Это был вопрос, на который сложно было найти ответ. Голубков сделал отметку в девственно чистом плане оперативных мероприятий, основательно уселся за стол и придвинул к себе документы.
Умственные воспарения кончились, начиналась работа.
Досье Интерпола на Пилигрима он видел несколько лет назад, хорошо его помнил, но перечитывал внимательно, стараясь не упустить никаких деталей. На этом этапе работы, он знал это по тридцатилетнему опыту, главными были именно детали.
В разговоре с корреспондентом К. на его даче в Вялках Пилигрим не соврал, рассказывая о своей биографии. Мать у него действительно была эстонкой, а отец, ребенком вывезенный из Испании, закончил в Москве Институт международных отношений и сделал неплохую карьеру, не без содействия, надо полагать, КГБ.
В 1968 году отец Карлоса был пресс-атташе посольства СССР в Париже, жена и их единственный сын жили вместе с ним, и на формирование характера двенадцатилетнего Карлоса, как считали психологи Интерпола, оказали решающее влияние студенческие волнения, охватившие в тот год всю Францию и цивилизованную Европу. Вид бушующей молодой толпы, громящей все подряд, поджигающей автомобили, строящей на улицах баррикады, забрасывающей камнями и бутылками полицейских, стал сильным потрясением для замкнутого, плохо сходившегося со сверстниками подростка. Юный Карлос не ограничился ролью стороннего наблюдателя, как остальные дети посольских служащих, а принял в беспорядках самое активное участие. Юного Гавроша задержали полицейские при разгроме зеркальных витрин дорогих магазинов на Елисейских Полях, после выяснения личности он был возвращен родителям, а посол СССР получил по поводу этого случая мягкое предупреждение французского МИДа.
