Банджо - Кертис (i) Джек (прочитать книгу .txt) 📗
— Откажитесь от лишних земель, оставьте себе лишь самое главное, — посоветовал Хундертмаркс, изображая участие. — Осмотритесь, переведите дух. Ваш отец хорошо знал свое дело, но на приобретение нужного опыта у него ушло много лет.
— Ну, может быть, и так, — сказал Мартин. — Но я не знаю, с чего начать. Мама совсем не та, что раньше, а Гэс ни хрена в этих делах не понимает. К тому же, он у нас такой чистенький и непорочный! Даже самому дьяволу не совратить!
— Лучше иметь половину каравая, чем вообще остаться без хлеба. — Банкир улыбнулся Гэсу. — Набрал слишком много, а потом глядишь — раз, и что-то обломалось, и остается лишь бродить в поисках заработка.
— Я рад, что хотя бы с нашей центральной фермой все в порядке, — сказал Гэс.
— Ну, не совсем, — сказал банкир, приняв опечаленный вид. — Чтобы приобретать земли на западе, ваш отец набрал слишком много кредитов. И под большие проценты.
Хундертмаркс взял со стола какой-то документ и положил его перед Гэсом:
— Вот смотрите: семь тысяч долларов под двенадцать процентов.
— А когда нужно это заплатить?
— В течение двух лет.
— Ладно, каковы ваши условия? — спросил Мартин упавшим голосом.
— Ну, Мартин, не надо торопить события, — сказал банкир, растягивая слова. — Вся ваша проблема заключается в том, что у вас много долгов, но мало наличных денег.
— Я говорил ему столько раз: хватит, хватит, но он не слушал, — сказал Мартин резко и сердито. — А теперь цены на пшеницу падают с каждым днем! И надежды снять урожай с тех земель в Колорадо мало.
— Ребята, у вас есть несколько ферм в графстве Форд... но, к сожалению, все они заложены и перезаложены.
Мистер Хундертмаркс изобразил на лице крайнее сожаление и обеспокоенность.
— А что мы можем получить за земли в Колорадо? — без обиняков спросил Мартин. — Там наверняка можно получить по пятнадцать тысяч бушелей пшеницы.
— Э, ничего не бывает наверняка. Особенно если речь идет о неполивных землях. Да вы это и сами прекрасно знаете, — сказал банкир.
— Но, скажем, там будет хороший урожай, и скажем, при нынешних ценах на пшеницу, можно выручить — ну, не меньше одиннадцати тысяч долларов.
— А что если, допустим, побьет пшеницу градом, или будут идти проливные дожди, или ветер уложит пшеницу? Что тогда? Ни цента тогда с тех земель не получить. Ну, по крайней мере, мне.
— Ладно, как насчет половины? — спросил Мартин, не глядя на Гэса.
— То есть, пять с половиной тысяч?
— Ну, да. Чтоб поровну.
— Есть еще ферма Йоргенсона. — Хундертмаркс вытащил из кипы бумаг еще один плотный, но мятый лист. — Эта ферма стоит... Ну сколько, по-вашему, может стоить сдаваемая в аренду ферма с землей площадью в сто шестьдесят акров?
— Шестнадцать тысяч, — сказал Мартин.
Банкир фыркнул.
— Я восхищаюсь твоей отвагой, Мартин, — или назовем это оптимизмом, — но ты сам прекрасно знаешь, как обстоят дела с такими фермами, особенно теперь, когда цены на пшеницу такие низкие. А эти жиды на Уолл-Стрит делают все, чтобы цена продолжала падать, и никто не знает, как низко она вообще опустится.
— Ну, хорошо, а во сколько оцениваете вы ее сами? — спросил Мартин кисло. — Но только по-честному?
— Вот это уже другой разговор. — Хундертмаркс поднял глаза к потолку. После небольшой паузы, продолжая рассматривать потолок из гофрированной жести, он сказал: — Ну, может быть, она этого и не стоит, и может, совет банка будет возражать... Но, из дружеского к вам расположения, — ну, и чтобы у вас была возможность оставаться на плаву, — думаю, можно сказать, что ферма Йоргенсона стоит... восемь тысяч. Залог на нее — шесть тысяч, так что вы за эти две бумаги можете получить наличными тысячу.
— Мартин, подумай хорошенько! — подал голос Гэс. — Он предлагает тысячу долларов за две фермы. А ведь еще даже урожай не собран...
— Заткнись! — оборвал его Мартин. — С каких это пор ты стал разбираться в этих делах?
— Что ж, могу вам сказать, что если вы найдете лучшие условия в другом месте — ради Бога, пожалуйста, обращайтесь туда, — сказал банкир. — Ваш отец был честным, богобоязненным человеком, и я ему доверял значительно больше, чем кому бы то ни было другому.
— Конечно. Благодаря ему вы разбогатели, — сказал Гэс. — Он вкалывал, и мы вкалываем, но ни он, ни мы от этого ничего не имеем!
— Ладно, мы согласны, — быстро проговорил Мартин.
— Мне бы не хотелось, чтобы у вас возникла какая-нибудь там неприязнь. — Банкир поигрывал золотой цепью карманных часов. — Хорошую репутацию нельзя купить за деньги, и вы хорошенько подумайте над этим. Потому что я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тем, кто готов кусать руку дающего.
— Мы согласны на ваши условия. Я привезу после обеда маму, чтобы она подписала необходимые бумаги.
— Хорошо, но учти, Мартин, тут еще масса бумаг, с которыми придется рано или поздно разбираться, — сказал банкир. — Я всегда делаю дела открыто, честно, порядочно. Живу я по чести, и дела делаю по чести.
— Я вам, конечно, признателен, но сегодня уже больше ничего обсуждать не могу. Мне сначала надо переварить то, что я сегодня проглотил.
— Конечно, конечно, Мартин, я понимаю. Ты еще молод — я просто пытаюсь показать тебе, как твой отец делал дела. Если бы он прожил еще лет пять, он бы выстроил целую империю! Он владел бы и этим банком и половиной всех прерий на западе. Но так уж получилось, что ему приходилось заниматься кукурузой в то время, когда надо было быть совсем в другом месте.
— Ерунда все это! — неожиданно проревел Гэс, густо и гулко. — Даже я вижу, что все работают на вас, а вы только денежки загребаете!
— Уходите. — Банкир огорченно покачал головой. — Я не могу потерпеть таких выражений в этом респектабельном заведении — здесь занимаются честным бизнесом. А если вам, молодой человек, захотелось неприятностей, то я очень легко могу все организовать. Я могу сделать так, что тебя арестуют, посадят в тюрьму, будут держать на голодном пайке, унижать! А потом ты взбеленишься, и тогда тебя измочалят так, что на тебе живого места не останется! Тебя осудят, но уже по другому обвинению, отправят в цепях туда, откуда тебе уже никогда не выбраться... А теперь могу вам сказать, молодой человек, что в память о вашем отце я приму ваши извинения.
Гэс заколебался, но, неожиданно вспомнив Лу, его улыбающееся лицо свободного человека, рассмеялся в побагровевшее лицо этого жирного, сладкоречивого, напыщенного мошенника и сказал:
— Мне нужно было бы набить вам морду, мистер Хундертмаркс! Ты просто брехливый кровопийца! Мы живем в Америке! И ничего такого сделать ты не можешь! Ты бы очень этого хотел, но твоего хотения мало, вот и все!
Мартин дергал Гэса за рукав и шипел:
— Заткни свою дурацкую глотку, чертов дурак, перестань! — Потом обратился к банкиру: — Простите его пожалуйста, мистер Хундертмаркс, у него чего-то там в мозгах повредилось после смерти отца и Лу.
— В таком случае, его нужно отправить куда следует, чтоб подлечили! Но то, что он тут высказал, очень похоже на бредни всяких там анархистов, всяких там бездельников, которые работать не хотят, а желают, чтобы им подали на блюдце все блага мира! А самим даже руку лень протянуть!
— Вы так уверены в своей правоте! Вас все равно ни в чем нельзя разубедить, — с вызовом сказал Гэс.
И они с Мартином ушли.
Выйдя на улицу, Гэс сделал глубокий вздох:
— Я вот чувствую, что наконец сделал что-то толковое.
— Чертов болван, ты все испортил! Он старался обойтись с нами хорошо, порядочно, потому что ему было неудобно воспользоваться нашим положением!
— Ты когда-нибудь станешь человеком, а не тупым мулом, которым погоняет такая гнида, как этот Хундертмаркс? — спросил Гэс, хотя прекрасно знал, что на такой вопрос у Мартина нет ответа.
— Ты загремишь в тюрягу, — сказал Мартин. — С респектабельными людьми нельзя так разговаривать.
— Респектабельный? Он в один присест слопал все, что мы наишачили за два года!
