Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна (электронная книга TXT) 📗
– Им помогло ФСБ, – коротко ответил Рыдник.
– Вы хотите сказать, что ваши подчиненные…
– Не подчиненные. Я сам. Я сам санкционировал эту операцию. Какой чекист не хочет отличиться, предотвратив крупный теракт? Вот и я хотел предотвратить теракт. Правда, вышло немножко не по-моему.
Савелий Рыдник скрестил руки и улыбнулся в телекамеру. Он был абсолютно спокоен.
– Это правда, что после неудачного штурма Хасаев выдвинул новые требования?
– Требования старые: независимость Чечни. Угроза новая: он угрожает отравить город.
– Вы неоднократно заявляли, что это невозможно.
– Это возможно. На заводе находится три с половиной тысячи тонн сероводорода, который представляет собой чрезвычайно опасный яд.
– Готов ли Кремль выполнить условия Халида Хасаева?
– Хасаев никогда не верил, что Кремль пойдет на поводу у террористов. У него изначально была другая цель. Он планировал уничтожить город и обнародовать данные о причастности ФСБ к теракту. Он был намерен доказать, что все это устроил Кремль как повод для введения в стране чрезвычайного положения.
Генерал усмехнулся и продолжал:
– Я обращаюсь к тебе, Халид, – сказал он, – я уверен, что ты смотришь этот эфир. Все кончено. Ты можешь убить половину жителей этого города, но ты уже не можешь победить. Я признаю, что торговал вместе с тобой людьми. Я признаю, что ты использовал моих офицеров, чтобы получить документы и оружие. Я вынужден признать, что поощрял подготовку в городе крупного теракта, потому что хотел раскрыть его в последний момент и не знал, что это за теракт и какого масштаба. Я признаю, что мы санкционировали непродуманный штурм только для того, чтобы оставить в своей швейцарской фирме деньги, переведенные тебе заложником. Но тебе не удастся доказать, что ты действовал по указке Кремля. Твой план провалился. И если ты сейчас уничтожишь Кесарев, ты докажешь миру только одно, что чечены – нелюди. Я-то это знаю давно.
Рыдник отцепил микрофон и пошел прочь от камеры. Оператор растерянно замер.
– Снимай, снимай, как он уходит! – зашептал Максимов.
Рыдник подошел к «Лендкрузеру». Два его зама шарахнулись вбок, делая вид, что незнакомы с начальником. В глазах военных была откровенная паника. Майор Яковенко курил, опершись о капот джипа, и зрачки его были задернуты изнутри светонепроницаемыми шторками. Рыдник обернулся к Яковенко.
– Пять минут до начала операции, – сказал генерал, – и теперь у тебя есть шанс.
Майор кивнул и исчез за линией оцепления. Рыдник запрыгнул на заднее сиденье машины и коротко приказал:
– В штаб.
В коридоре штаба Савелию Рыднику навстречу попался вице-адмирал Соколов, с широкой, украшенной медалями грудью и обширным, как у авианосца, задом. Завидев Рыдника, командующий флотом совершил противолодочный зигзаг и с упреждением ушел в туалет. Уже у самого кабинета Рыдник бросил на пол и раздавил каблуком запищавший было мобильник.
Дверь за ним повернулась на ключ.
Он долго и тщательно мылся в уборной, смывая с лица желтый телевизионный грим. Потом вернулся в кабинет и достал пистолет.
Пистолет был получен за операцию по освобождению заложников из Кесаревского ОМОНа. Первую операцию, за которую Рыдник разделил деньги с Халидом. Рыдник заколебался, не стоит ли ему написать записку, но справедливо решил, что его предсмертное объяснение видели только что в прямом эфире несколько миллионов телезрителей.
Когда вдали затрещали выстрелы, Рыдник сунул пистолет в рот и нажал на курок.
Данила Баров не видел девятичасового эфира, но он слышал его. Перегородки между комнатами были картонные, и телевизор в комнате, занятой боевиками, говорил очень громко.
На тумбочке перед Баровым стояла бутылка шипучей воды и кусок торта. Промедола в крови было больше, чем кислорода, голова была пуста и ясна, как небо над Ниццей. Из-за промедола диван был мягок, как розовый рай, и только наручники на правом запястье мешали наслаждаться водой, тортом и голосом Рыдника за соседней стенкой.
Интервью Рыдника кончилось, и дверь распахнулась. На пороге стояли трое: Халид, Маирбек и молоденький семнадцатилетний чеченец по имени Ломали. Лицо Халида от гнева было цвета пенопласта.
Баров думал, что Халид будет на него кричать. Как выяснилось, он думал совершенно неправильно. Ломали выстрелом из автомата сбил наручник с запястья Барова и швырнул пленника на пол.
– Тебе больше нет смысла уничтожать город, – начал Баров. – Ты не достигнешь своей цели. Наоборот, ты сделаешь только хуже…
Глаза Халида были совершенно пусты. Барову показалось, что он вообще ничего не слышит. Барова поставили на колени перед Халидом, и Данила ощутил металлический привкус ствола у себя на языке. Он понял, что на этот раз его ничто не спасет.
Халид ударил его стволом по зубам, и Даниле показалось, что во рту разорвалась граната. Ничего промедол не помог: ослепший от боли заложник рухнул на пол, и почти сразу же его поддели носком ботинка под ребра.
Баров попытался встать на четвереньки, но новый удар под подбородок опрокинул его на спину. Его не били – его убивали. Он потерял сознание через несколько секунд, а когда очнулся, он обнаружил, что снова стоит на коленях перед Халидом.
Дверь распахнулась, и в нее влетел Висхан. В руках у него Баров заметил черный пульт, похожий на электронную записную книжку.
– Они снимают снайперов! – заорал Висхан.
Баров закашлялся. Он снова хотел сказать, что план Халида провалился и что тот не может, не должен отдавать приказа об уничтожении города. Но вместо слов изо рта вылетели только ошметки зубов.
– Отдай, – приказал Халид, поворачиваясь к Висхану.
Тот дико ухмыльнулся.
– С чего бы?
– Наш план отменяется. Заложников – в окна. Пусть стреляют в своих.
– Я так не считаю, – сказал Висхан с перекошенной улыбкой.
Палец его лег на бордовую кнопку.
Халид молча нажал на спусковой крючок, и очередь из автомата Калашникова отбросила Висхана к стене. Пульт отлетел куда-то под стол. Висхан медленно сползал по стене, и штукатурка за ним была красной и мокрой. На лице чеченца застыло удивленное выражение.
– Кхузахь со ву воккханид, [5] – сказал Халид.
В следующую секунду в комнате одновременно разорвались три гранаты, и осколки Ф-1 полоснули по воздуху, как серпом.
Барова спасло только то, что он стоял на коленях перед Хасаевым: его-то спина и приняла на себя основной удар.
На Халиде был бронежилет, но он не уберег от разрыва на таком близком расстоянии: один из осколков прошел через бронепластину, пробил легкое и, отразившись от передней пластины, пошел гулять по телу, перемалывая внутренности. Другой осколок попал под мышку, перебил ребро и, изменив траекторию, ушел в печень.
Халид рухнул, как сломанная кукла, прямо на оглушенного взрывами пленника. Тут же хлестнула очередь, выкашивая все живое, и Баров увидел, словно в замедленной съемке, как строчка пуль взбирается по руке к голове Халида и как тело его дергается каждый раз, выплескивая фонтанчики крови.
Штурмовая операция кончилась мгновенно. Уже потом Баров вспомнил, что ни один из бывших в комнате чеченцев не успел не то что выстрелить – вскрикнуть.
Кто-то пинком отшвырнул труп Халида, и в лицо Даниле глянул автомат. Так же мгновенно автомат дернулся в сторону. Державший его человек сорвал с пояса чеченца пульт.
– Под столом, – прошептал Баров. – Второй пульт под столом.
Ему казалось, что он говорит очень громко, но фразу пришлось повторить два раза. Наконец один из спецназовцев нырнул под стол, а другой подошел к Барову. Сзади раздался выстрел, один и другой – это добивали раненых.
Все спецназовцы бросились из комнаты, и внутри остался только один, тот, который подобрал коробочку.
– Баров? – сказал человек в черной маске вместо лица.
– Да. Помогите мне.
– Ты предатель Родины, – сказал спецназовец, – ты убит при штурме.
5
Старший здесь я (чечен.).