Охота без милосердия - Утгер Майкл (читаемые книги читать .TXT) 📗
— Как вы относитесь к тому, что вас сделали легендой при жизни?
— Я не заказывал этой песни, но раз вы ее выбрали сами, то я не возражаю. Наш народ обожает легенды. На этом фундаменте был построен Голливуд, и он вечен, потому что вечна вера в легенду. Ее нужно поддерживать. Подпитывать. Ухаживать, как за капризным цветком.
— Конечно. Люди не воспринимают вас как преступников, они видят вас в роли благородных пиратов. Сентиментальная романтика. Вы можете объяснить этот феномен? Почему Альфонс Капоне, Счастливчик Лучиано и все их подручные всегда выглядели бандитами? Гангстер есть гангстер, и как ни отбеливали Капоне, он сел за решетку как бандит.
— Я вам могу объяснить этот феномен очень просто. По Дикому Западу ходили бандиты и убивали друг друга. Среди первопроходцев, пионеров и завоевателей земель Запада было очень мало порядочных людей. Но их возвели в ранг героев, не без помощи Голливуда конечно. Вестерн и сегодня самый почитаемый жанр. Каким образом Голливуд и писатели сделали банду завоевателей и убийц героями? Все дело в том, что они, встречаясь на улице, выхватывали свои «кольты» и, стреляя друг в друга, смотрели один другому в лицо! В этом романтика, в этом достоинство, смелость! Честный и открытый бой! Капоне никогда не простят «Валентинов день», когда он ставил людей к стенке и стрелял в затылок. Они стреляют из-за угла, в спину, исподтишка! Я не стреляю людям в спину. Я иду на риск и не всегда уверен, что выйду победителем. Здесь все дело в том, кто первый выхватит пистолет.
— Вы сентиментальный человек?
— Конечно. Я очень часто плачу в кинозале. Я обожаю кино. Хорошее кино, которое трогает за душу. Я люблю мелодрамы и сильные чувства.
— А как вы относитесь к гангстерским фильмам? «Маленький Цезарь», «Человек со шрамом»?
— Ну, это же не кино. Это очень неуклюжая пропаганда, Если бы гангстеры были такими глупыми, то полиция с ними не воевала бы на протяжении почти пятнадцати лет во времена сухого закона. Обидно, что хорошие умные актеры изображают идиотов. Мне пытаются навязать мораль, на которую мне наплевать. Такое кино интересно детям. Там много стреляют.
— Вы ощущаете себя победителем?
— Я очень холодно отношусь к этим понятиям. Победа — это характеристика человека. Победа — это то, что ты можешь. Твои способности. Поражение — это то, чего ты стоишь.
— Зачем вы пригласили меня? Вы уверены, что ваши слова дойдут до обывателя?
— Нет. Уверенности такой у меня нет. Начнем с того, что вам может помешать цензура.
— Вы считаете, что у нас есть цензура?
— Конечно. Вспомните то же кино и кодекс Хейнса. Показывая на экране гангстера, актер обязан изобразить его тупым идиотом. Не дай Бог, зрители выйдут из кинотеатров и скажут: «Черт побери, а они симпатичны, эти ребята с „Томми“ в руках». Поэтому я предпочитаю мелодраму, самое нейтральное кино, которое любят все. Человек видит красивую жизнь и забывает о серой действительности.
— Сколько еще времени вы рассчитываете продержаться?
— Долго. Пока в полиции не появятся умные ребята, которые не будут слепо следовать приказам дилетантов, а займутся работой.
— Вы определили для себя предел?
— Мы можем закончить работу в любую минуту. Я не решаю эти вопросы самостоятельно. У меня солидная организация. Сильная организация. Банда Дэйтлона-банкира, первого преступника Америки, — это та самая легенда, которая выгодна правительству и которая войдет в учебники по криминалистике, где я буду похож на Кинг-Конга. Честно говоря, так оно и будет, и мне плевать на это. Десяток честных парней, как вы, Кэрр, не смогут изменить всей природы подачи информации, как она уже задумана. Я не отрицаю, что я на языке властей гангстер. Я бунтарь! Нас кучка таких бунтарей. У нас свое знамя и свои идолы. Мы никого не тянем в свою веру и не зовем под свои знамена. Мы выполним свою миссию до конца. И вы увидите, Майкл, что процесса над Дэйтлоном никогда не будет. Процесс над легендой невозможен.
— Вы уже…
Дэйтлон встал, открыл папку, лежащую на столике и подал гостю фотографию.
— Извините, наше время истекло. Вот вам от меня сувенир, который будет хорошо контрастировать с вашими снимками.
Репортер взглянул на снимок, и у него открылся рот.
На четкой, профессионально отпечатанной фотографии был изображен Дэйтлон, сидящий на электрическом стуле, запрокинув ногу на ногу, с сигарой во рту. Крепежные ремни и провода болтались вдоль подлокотников кресла. Он улыбался.
— Этот снимок сделан перед выходом из Краун-Пойнта. Вы можете сверить снимок с камерой смерти в тюрьме. Это не киностудия, это действительность. Прощайте, Кэрр. Удачи вам.
Дэйтлон пожал журналисту руку и ушел. Чернокожий проводил Кэрра до выхода. Выйдя на улицу, он тут же позвонил в управление полиции и доложил, что Дэйтлон-банкир находится в знаменитом отеле «Лексингтон» в номере 315.
Кэрр дождался, пока приедут копы. Пять машин, двадцать человек. К полудню они уехали с пустыми руками, прихватив двух служащих для допроса.
Кэрр приехал в редакцию, сел за свой стол и начал долбить на машинке. Курьер отнес его пленку в фотолабораторию и через час принес отпечатки, а следом пришел лаборант и с открытым ртом стал следить за Майклом.
Статья получилась очень большой, но Кэрр решил, что редактор сам ее сократит, если сочтет нужным. Собрав все материалы в конверт, он сел в лифт и поднялся на шестой этаж.
Секретарша грудью перегородила дорогу.
— Майер тебе всыплет по первое число, но не сейчас, а когда освободится. У него совещание. Ты не явился утром на оперативку!
Кэрр чмокнул секретаршу в щеку, отодвинул ее в сторону и ворвался в кабинет. В прокуренной комнате сидели шесть редакторов отделов и дежурный редактор по типографии Нил Реллер.
— Ты спятил, Кэрр! — крикнул Майер. — Убирайся, я тебя вызову.
Репортер обошел стол и, подойдя к шефу со спины, вынул из конверта снимок Дэйтлона на фоне апартаментов и показал ему, но так, чтобы остальные не видели.
— Сделано сегодня утром мною лично!
Майер умел быстро соображать, почти так, как говорил об этом Дэйтлон, и поэтому, он был главным редактором.
— Все свободны до особого вызова.
Снедаемые любопытством руководители отделов разошлись.
— Нил, останься, — приказал Кэрр.
Тот с радостью вернулся на свое место. Когда все вышли, редактор вырвал из рук Кэрра конверт и разложил все снимки по столу. Реллер прилип к столу и впился глазами в материал.
— Черт! И это правда! — вскрикнул Майер.
— Эта правда стоит тысячу долларов наличными сию минуту и первой полосы завтрашнего утреннего номера. Статья перед вами, Реллер может сдать ее в набор сейчас. Так, Нил?
— Игра стоит свеч! — подтвердил Реллер.
— Хорошо! Набирай. Сокращение будем делать в гранках, но я не думаю, чтобы Майкл стал лить воду. Можем прихватить и вторую полосу.
— Гениальная мысль, шеф!
Майер вышел из-за стола, открыл сейф и достал пачку купюр. Бросив ее на стол, он сказал:
— Вот твоя тысяча, Кэрр. Бумажки оформим потом, сейчас ты можешь кутить! Но для начала необходимо обговорить детали.
— Вы обговаривайте, — вмешался Реллер. — Я пошел в типографию с материалами.
— Отложи мне десять номеров, — крикнул вслед Кэрр. — Это для истории. Я оклею ими стену в своей конуре.
— О'кей, Майкл. Я положу их под пожарный ящик, как в прошлый раз.
Реллер вышел, а Майер строго взглянул на Кэрра.
— Давай-ка, дружок, разберемся. Где в этой истории есть криминал, и от чего нам придется отмахиваться.
— Все чисто, шеф. — Кэрр убрал деньги в карман. — Меня информировал о месте нахождения Дэйтлона аноним. Я приехал в отель в десять утра, а вышел из него в десять двадцать. Меня видели швейцар и лифтер. Я тут же позвонил в полицию, там зафиксировали время моего звонка и заявление. Полицейские приехали в десять тридцать, но номер был пуст. Извините, но тут уж я не виноват.
— Возникает вопрос. Почему Дэйтлон тебя принял?
