Русский Рэмбо для бизнес-леди - Звягинцев Александр Григорьевич (книга жизни .txt) 📗
Тамбовская братва встретила братву из Почайска в лесопосадке на десятом километре шоссе Тамбов – Москва. "Тамбов" не понимал, из-за чего взбеленился "Почайск", и застолбил экстренную "стрелку", поэтому братва нервничала и поминутно хваталась за стволы.
– Шлык, говорить есть за что! – крикнул в сторону тамбовцев Колода и направился с двумя "быками", держащими правые руки в оттопыренных карманах, навстречу их авторитету Гришке Шлыкову, по лагерной кликухе Шлык.
Со Шлыком тоже подошли два "быка", готовые в любой момент выхватить пушки и шмалять из них в любого, кто стоит на пути. Колода последний срок парился вместе со Шлыком на "особо строгом режиме" за Полярным Уралом, на станции Харп, поэтому им не надо было долго обнюхиваться друг с другом.
– Твои "быки", Гришан, Гундосый и Мерин, вчера ночью попа Мирослава и одного монаха из нашей обители по заказухе замочили, – сказал Колода и спросил в лоб:
– Мочить друг дружку будем, Шлык, или без понтов и мочилова кинешь нам гнид?
– Попа Мирослава?"! – вытаращил глаза Шлык. – За монаха, не знаю, братан, а поп Мирослав хоть из фраеров, а святой человек был.
– Монах из офицеров. В сербских окопах пять лет вшей кормил.
– Как говорится, земля им пухом! – перекрестился Шлык, отвел глаза от Колоды.
Он знал, что за почаевскими стоит солнцевская братва. В случае кровавой разборки в этой лесополосе завтра в Тамбов слетятся солнчаковские бригады из Рязани, Тулы, Калуги, из самой Москвы. Юшка польется рекой. Рассчитывать "Тамбову" на помощь пиковых чеченцев – дохлый номер. У солнчаков мирный договор с ними, и рвать его из-за тамбовцев они не будут. Кровавая разборка неминуемо перекинется в Москву, и завоеванное тамбовцами в кровавых схватках с другими группировками "место под солнцем" на столичных рынках вряд ли удастся удержать.
А ответ за это на сходке тамбовских авторитетов держать ему, Гришке Шлыку. И приговор там один ему будет: пуля в затылок или удавка на шею… "Не обхохочешься! – ознобливо передернулся Шлык. – Пашка Колода, бес корявый, сечет расклад, потому и буром прет…
С другой стороны, – рассуждал Шлык. – Гундосый и Мерин нарушили воровской закон – попов и монахов не трогать. С полученных за заказуху баксов не отстегнули на общак… Гундосый – отморозок. Человека замочить ему что в сортир за угол сходить. От отморозков, не признающих воровских законов, избавляться так и так придется. К тому же "шестерки" стучали, что Гундосый на его место в банде метит…
Из Мерина, может, и вышло бы что путное, но раз пошел с Гундосым на мокруху, да еще баксы на общак скрысил, какой тут разговор?.."
– Побазаришь с пацанами, Гришан, или решишь сам? – угрюмо спросил Колода.
Шлык переглянулся с сопровождающими "быками", озадаченными не менее его, и, помедлив немного, спросил:
– Верняк, что они?..
– Паша Колода, как баклан-малолетка, приехал тебе понты кидать, Шлык? – повысил голос тот.
– Валите в свой Почай, братаны, коли так, – уронил Шлык. – Остальное – дело не ваше.
– Не ожидал другого услышать, Гришан! – выдохнул Колода и, обняв Шлыка, крикнул своим:
– Кина не будет, кенты, по домам!
Когда иномарки почаевских братанов скрылись в снежной замети. Шлык подозвал банду и сообщил о причинах экстренной "стрелки". Угрюмые взгляды "быков" уперлись в Мерина и Гундосого, жующего жвачку.
– Ну поп, ну монах… А если за них по три штуки "зеленью" отстегивают? – ухмыльнулся Гундосый, но на всякий случай передернул затвор автомата "узи".
За его спиной "бык", по знаку Шлыка, крякнув, как при рубке мяса, опустил на голову Гундосого приклад "АКМ". Остальные сбили обмочившегося от страха Мерина и принялись месить его ногами.
Несколько машин свернули с трассы в березовый перелесок, за которым начиналось поле с длинными скирдами соломы. Из перелеска за машинами, остановившимися у одной из скирд, наблюдала затаившаяся в сугробах волчья стая. Порывы ветра доносили до волков запах свежей человеческой крови, и этот запах заставлял голодных зверей повизгивать от нетерпения, скалить зубы и дыбить на загривках шерсть.
По приказу Шлыка братва сунула в скирду Мерина и Гундосого и вылила на солому четыре полных канистры бензина.
Взметнувшиеся над скирдой языки пламени заставили волков в страхе броситься из перелеска в поле.
Иномарки потянулись по проселку назад, к трассе, а вслед им из метельной мглы летел леденящий душу, протяжный волчий вой…
