Русский Рэмбо для бизнес-леди - Звягинцев Александр Григорьевич (книга жизни .txt) 📗
Уже в сумерках Иван Васильевич Косицын, бывший начальник районного утро, а ныне, по преклонному возрасту, обыкновенный участковый инспектор, возвращался домой из городской бани. Подходя к двухэтажке из серого силикатного кирпича, на фронтоне которого нахально красовалась неоновая вывеска: "Супермаркет. Бизюкина и компания", он совсем кстати вспомнил слова не то Петра Первого, не то Суворова: "После бани продай подштанники, но выпей". "Не прихватить ли домой бутылочку?" – подумал он и повернул к двери "супермаркета", который на самом-то деле был заурядным окраинным магазином, где навалены грудой вьщветшие ткани, пахнущая плесенью одежда местного коммунального производства, запчасти к мотоциклам, школьные тетради, засохшие сыры, серая колбаса и "самопальная" захолустная водка.
Кинув взгляд на прилавок, Иван Васильевич сразу направился в хозяйский кабинет:
– Ты уж, Ксюша, сгоноши менту поганому бутылочку казенной, – сказал он дебелой крашеной блондинке неопределенных лет, Ксении Бизюкиной, зазнобе Ленчика и полноправной хозяйке заведения. – То, что у тебя на витрине, бомжи и то поперхнутся…
– Найдется, найдется бутылочка московской кристалловской. Привезла из столицы для себя, но по ста-, рой дружбе, – засмеялась Бизюкина и упорхнула в подсобку.
Оставшись один, по неистребимой привычке опера, Иван Васильевич заглянул через окно во двор магазина, скрытый от улицы высоким деревянным забором. Во дворе стоял с погашенными фарами знакомый "Мерседес" и рядом с ним черный джип "Чероки".
В освещенном салоне джипа сидели трое, разговаривали. Один – понятно, Ленчик, заместитель главы администрации, а те кто?.. Никак тамбовские "быки":
Гундосый, а тот, кажись, Мерин? Точно, и номер на джипе тамбовский. "Компашка у нынешней власти! – усмехнулся Иван Васильевич и без озлобленности подумал:
– Вот ты, старый хрен, бандюками из-за угла стрелянный, их нафтами не раз резанный, за всю твою поганую ментовскую жизнь на паршивый "жигуль" не заработал. А Гундосый – год после отсидки, и уже на американском "Чероки" разъезжает".
Между тем юный зам передал "быкам" полиэтиленовый пакет. Те что-то достали из него… "Мать честная! – сделал стойку Иван Васильевич. – Кажись, стволы!.." Его ментовские "страдания" прервала вошедшая с бутылкой "Кубанской" хозяйка "супермаркета". Расплачиваясь с ней, Иван Васильевич краем глаза успел заметить, что джип со всеми тремя пассажирами выехал из ворот магазинного двора. Проходя мимо ворот, он по привычке машинально отметил по свежему следу: резина фирменная, с шипами, а сходразвал передних колес не отрегулирован. Протекторы стесаны снаружи.
К вечеру Алексееву стало совсем худо.
– Огнем внутри все горит, будто стакан неразведенного шила выпил, – слабым голосом сказал он Мирославу.
– На "Скорую" позвонить и в нашу больницу его свезти? – закрестилась матушка.
– Какую "Скорую", в какую больницу? – укорил ее Мирослав. – У них в больнице даже анальгина нет.
Ловить попутку и в Калугу болезного надо.
– На ночь глядя! – всплеснула руками супруга.
– Заладила! – одернул ее Мирослав и повернулся к Алексееву. – Давай, войник, одевай тулуп и пошли на остановку машину ловить. Свет не без добрых людей, кто-нибудь да подбросит нас до Калуги.
Автобусная остановка находилась неподалеку от избы, и, доведя до нее закутанного в поярковый тулуп Алексеева, Мирослав принялся голосовать попутным машинам. Но те или проносились мимо, или их хозяева заламывали такую цену, что от такого безбожия Мирославу оставалось только в ужасе отмахиваться двумя руками и креститься…
Джип "Чероки" съехал с трассы и по заметенному большаку подъехал к монастырю. Ленчик постучал в дубовые монастырские ворота и, когда сбоку от них открылось маленькое окошко, сказал внутрь его:
– Мне бы нового монаха вашего, Алексеева, увидеть? Родственник к нему приехал из Москвы.
– Нетути в обители брата Олександра, – ответил из окошка заспанный голос. – Захворал. Преподобный отче Мирослав свой дом забрал больного, для присмотру.
– Блин! – выругался Ленчик по дороге к городу. – В дом попа лезть, там меня знают как облупленного.
– Покажешь дом, и вали трахать Бизючку, – ухмыльнулся Гундосый и, грязно выругавшись, нажал на тормоз – от небольшой группы людей, мерзнувших на автобусной остановке, отчаянно махая руками, отделилась фигура в рясе.
– Поп! – запоздало воскликнул Ленчик, когда джип уже проскочил остановку. – Чего он тут?
– Какой поп? – дернулся Гундосый. – Мирослав энтот, что ли?
– Он, Мирослав.
Мирослав подбежал к остановившейся машине и, увидев на переднем сиденье юного зама, запричитал:
– Ваше превосходительство, монаха из обители срочно в больницу, в Калугу надо, – показал он на прильнувшего к березовому стволу Алексеева. – Худо совсем к ночи монаху стало, до утра может не дожить.
– Какого монаха? – оторопел Ленчик.
– Олександром он в миру наречен.
– А фамилия у монаха есть? – спросил Ленчик.
– Так Алексеев его фамилия.
Гундосый хохотнул, сунул руку за пазуху.
– На остановке люди, – испугался Ленчик. – Отвезем от города и…
Гундосый кивнул Мерину, и Тот, подхватив за руки Алексеева, усадил его на заднее сиденье джипа.
– Везучий ты, Славик, – повернувшись к Мирославу, хохотнул юный зам. – Мы как раз в Калугу намылились.
– Тебе-то чего, поп, в Калугу мотаться? – сказал молчавший до этого Мерин. – Без тебя положим монаха. Я с завхозом областной больницы вась-вась.
– Нет-нет! – замахал руками Мирослав. – Я сам должен положить брата Олександра, и дела у меня в области имеются…
– Дело твое, поп, – пробормотал Мерин.
Такую "кликуху" он получил за постоянно отвисшую челюсть на длинном лошадином лице и равнодушные ко всему, тусклые глаза.
…Поземка стелилась по асфальту серым рваным полотенцем, секла продольными полосами стекло джипа. Алексеева укачало в теплом салоне, и он еле слышно постанывал.
Промелькнула какая-то заметеленная деревенька.
Впереди только поземка стелется: ни огонька, ни света фар встречного автомобиля. Ленчик посмотрел в зеркало заднего обзора и толкнул коленом сидящего за рулем Гундосого.
