Жарким кровавым летом - Хантер Стивен (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Он вытер пот со лба и решил, что пора ехать домой и попытаться как-нибудь собрать разбитую судьбу. И все же что-то не позволяло ему уехать отсюда.
Наконец Эрл понял: он должен еще раз увидеть это место.
Увидеть проклятый сарай.
Последний раз он видел его в ноябре, когда его уволили в отставку и он остановился здесь перед тем, как приехать в Форт-Смит, жениться и присоединиться к остальной Америке, спешащей навстречу большому послевоенному буму. Тогда он мало что почувствовал. Пытался что-то почувствовать, но ему почти ничего не удалось, и он знал, что следует попробовать еще раз.
Он прошел сквозь высокую сорную траву, поднявшийся ветер швырял пыль ему в лицо, с неба било горячее и неприветливое солнце, ощущение запустения висело, словно туман, над заброшенной фермой Суэггеров, где жили все мужчины из рода Суэггеров, а один из них умер.
Дверь сарая была полуоткрыта. Эрл прокрался внутрь. Пыль, паутина, запах сгнившего сена и древесной трухи. Сарай, если его оставить непокрашенным, будет гнить – так всегда говорил отец. Так оно и есть, и раз здесь нет отца, чтобы присмотреть за тем, чтобы сарай красили каждые два года, он сгниет напрочь, что он уже и делает. Воздух внутри был пропитан зловонием плесени и тлена. Древесина во многих местах казалась прогнившей: ударь ногой – и проткнешь насквозь. На полу валялись заржавевшие предметы сельскохозяйственного обихода: секаторы, газонокосилка, которой Эрл когда-то так часто пользовался, лопаты, мотыги, вилы. Тут же стоял покрытый толстым слоем пыли и ржавчины трактор. Стойла были пусты, хотя неистребимый запах навоза все еще продолжал чувствоваться.
Но Эрл сразу пошел туда, куда должен был пойти, – в дальний конец сарая, туда, где проходила толстая поперечная балка. Именно там повесился Бобби Ли. На деревяшке не осталось никакого следа от веревки, а на полу никакого следа от бочки, на которой он стоял, выполняя свою последнюю работу – завязать хороший тугой узел, – и которую в последний раз пнул, чтобы освободить свои ноги от поддержки, а себя от земного горя.
Он висел там, а веревка врезалась ему в горло, выдавливая из него жизнь, и он верил, что там, куда он уходит, ему будет лучше, чем здесь.
«Надеюсь, что так оно и оказалось, Бобби Ли. Я не сделал тебе ничего хорошего. Ты оказался первым из великого множества молодых людей, которых я подвел и которые расплатились за это своими жизнями». Их были легионы помимо Бобби Ли, целые взводы, начиная от Гуадалканала и кончая товарной станцией в Хот-Спрингсе, все те, которые доверяли ему и для которых он не смог сделать ничего, ровным счетом ничего хорошего, а только смотрел, как эти мальчики умирали.
В голову Эрла пришла заманчивая мысль. Он мог найти веревку и сделать то же самое, и это сразу решило бы много проблем для очень многих людей, прежде всего для него самого. Лица всех этих парней не будут вечно стоять перед ним (как это было до сих пор, за исключением моментов перестрелок) и не будут портить ему сон, еду, жизнь.
Но сегодня Эрл каким-то образом преодолел это искушение. У него сохранилось смутное воспоминание о том, как он, будучи в стельку пьяным, пытался выстрелить себе в голову в туалете в Вашингтоне и обнаружил, что забыл дослать патрон, – единственный случай за всю его жизнь, когда он нажал на спусковой крючок и удивился тому, что произошло.
У Бобби Ли не было такого везения. Он желал расстаться с миром, и никакая тайная часть его сознания не воспрепятствовала этому. Он оттолкнул бочку и покинул этот мир, ушел в лучший мир, где никакой пьяный отец не станет срывать на нем свой гнев и бить его, бить только для того, чтобы дать выход той ярости, что скрывалась в потаенных глубинах его собственного сознания. Второго октября сорокового года. Эрл находился тогда в зоне Панамского канала, в Бальбоа, на маневрах в джунглях, и испытывал превеликое удовольствие от этой имитации войны, его мозг был поглощен тактическими проблемами, местными неудобствами, необходимостью командовать своими людьми, беспокойством по поводу капитана, который, как казалось Эрлу, имел слишком большое пристрастие к бутылке...
Хотя нет. Не второго октября сорокового года. В этот день случилось что-то другое. Да, точно, что-то другое. Бобби Ли убил себя два дня спустя, четвертого октября сорокового года. Почему же он запомнил второе октября?
Ах да. Теперь он вспомнил: Карло Хендерсон сказал, что ограбление вагона с деньгами «Алкоа» произошло второго октября. Пятеро мужчин открыли стрельбу, убили четверых железнодорожных охранников на той же самой треклятой товарной станции и ушли безнаказанными, забрав с собой 400 000 долларов, которые очень быстро перешли в руки Оуни Мэддокса и, вероятно, должны были обеспечить ему безбедный остаток жизни.
Что-то из того, о чем он подумал, очень крепко зацепило Эрла.
Внезапно он забыл о пыльном сарае, где умер его брат и где не осталось ничего, кроме гнили и распада, и полностью ушел в размышления.
Должно быть, отец очень сильно избил Бобби Ли третьего или четвертого октября. Вероятно, он напился вдребезги, разозлился, забыл все на свете и избил мальчика так, что тот решил отправиться туда, где для него найдется спокойное место, какого не нашлось в этом мире.
Но почему четвертого октября?
А собственно, почему бы и нет? Если это должно было случиться, то случилось бы все равно, не в этот день, так в любой другой.
И все же Эрл не мог отогнать от себя этой мысли. Это случилось через два дня после самого знаменитого преступления последних лет. Его отец должен был все это время находиться в кордоне на дороге...
Ну и что из этого?
Действительно, почему отец не находился на каком-нибудь из дорожных постов? Украдено очень много денег, четверо убитых... Посты должны были оставаться на дорогах, самое меньшее, неделю. И все же среди всей этой заварухи отец находит возможность напиться, приезжает домой, находит своего младшего сына и срывает на нем самый страшный приступ своего гнева, избивает мальчика так, что тот решает: эта жизнь не стоит того, чтобы терпеть ее и дальше, и лучше раз и навсегда покончить со всеми страданиями.
Не мог ли Чарльз иметь какое-то отношение к ограблению?
Это казалось почти вероятным. Ведь своей тайной жизнью, которую Чарльз вел в Хот-Спрингсе, он не мог не привлечь к себе внимания Оуни и Грамли. Его слабость делала его уязвимым для шантажа, как и долги, в которые он не мог не влезать, постоянно играя на деньги. Если бы им потребовались от него какие-то услуги, он никак не смог бы отказаться. Он был бы бессилен остановить их. Он был просто создан для того, чтобы оказаться у кого-то в кулаке – с его жесткостью, его гордыней, его тайным позором, его алкоголизмом.
Возможно, дело было в том, что он позже узнал о четырех погибших и о том, что помог не просто грабителям, но еще и убийцам. И он настолько преисполнился отвращения и ненависти к себе за свои деяния, что ударился в большую пьянку. Страшную пьянку. А когда на их отца такое накатывало, только Бог мог помочь его сыновьям.
И тут Эрл внезапно расхохотался. Стоя в полуразвалившемся сарае, вдыхая удушливую пыль, обоняя смешанный запах гнили, навоза и ржавчины, он смеялся так, что с трудом удерживался на ногах.
Что же, спрашивается, отец мог знать такого, что могло бы пригодиться этим птичкам? Чарльз Суэггер не знал ровным счетом ничего! Какую, черт возьми, ценность он мог представлять для них? Он знал, как сбить с ног пьяного и надеть на него наручники. Он знал, как остановить нахального негра взглядом, исполненным такой ярости, что хватило бы, чтобы прожечь стенку сейфа. Он знал, как надо стрелять, что и доказал во время Первой мировой войны и перед банком в Блу-Ай в двадцать пятом году. Но те парни, совершенно очевидно, не нуждались в стрелках, они сами отлично умели стрелять.
Эрл повернулся и, неслышно ступая, выбрался из сарая. На солнце набежало облако, стало чуть-чуть прохладнее, и ему сразу стало легче, как только он выбрался из затхлой атмосферы сарая на свежий воздух. Он позволил себе улыбнуться. Его отец! Тайный пособник грабителей поезда! Этот упрямый, как мул, горделивый старый ублюдок с его строгим баптистским поведением, тайными пороками и отвратительным лицемерным ханжеством! Что такого он мог предложить этим людям?! Они просто посмеялись бы над ним, потому что не боялись его, а без силы страха он не имел вообще никакой власти.
