Татуированная кожа - Корецкий Данил Аркадьевич (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

– Как знать, Генрих, во что вызревают детские выдумки, как знать! – дядя Иоган встал и добродушно потрепал Володю по голове. – Подрастешь, нам будет о чем поговорить!

Как обычно, отец и дядя Иоган шушукались допоздна, а Володя долго ворочался и не мог заснуть. С одной стороны, он вроде нашел гада-поджигателя, а с другой – вроде и нет... Где он учится, где живет – неизвестно, а опять идти на поиски страшновато... Надо бы спросить у Александра Ивановича, но где того искать?

Однако на следующий день Александр Иванович сам нашел его, будто мысли прочел. Вольф шел из школы по пустынной улочке, как вдруг сзади его окликнули. Высокий человек в модной дубленке и пушистой меховой шапке показался незнакомым, но стоило ему обаятельно улыбнуться, и мальчик немедленно узнал комсомольского работника.

– Я его нашел, – едва поздоровавшись, выпалил Вольф. – Возле сорок третьей школы, на пустыре. Наверное, там и учится, зовут Жека. Жаль, фамилии не знаю... Но его товарища Скворцов фамилия. Прыщавый весь, отец в депо работает. Могу пойти еще поразузнавать!

Сейчас все страхи забылись, и он ради Александра Ивановича был готов на любой риск. Но тот покачал головой.

– Больше ничего не надо, спасибо, ты мне здорово помог.

Тяжелая рука опустилась на хрупкое мальчишеское плечо.

– Как учеба, нормально? Как дома дела?

– Учусь. Пятерку по рисованию получил, – похвастал Володя. – И дома нормально. Сейчас вот дядя Иван в гости приехал. Отцов товарищ. Вообще-то его Иоган зовут, он тоже немец...

Они прошли вместе до конца квартала, Вольфу очень хотелось, чтобы кто-то из мальчишек увидел его со старшим товарищем, но, как назло, никто не попадался на пути.

– Он тоже слесарь?

– Кто, дядя Иоган? Нет. Он за немецкую республику борется. Ну, чтобы все немцы вместе жили. Это разве плохо?

– Да нет, хорошо...

Рука погладила его по спине. Даже сквозь пальто Володя ощутил тепло могучей ладони. И на душе сразу потеплело. Хорошо иметь такого большого и сильного друга!

– А я на бокс хочу записаться, – неожиданно сообщил он. – Чтоб драться научиться. А то лезет всякая шпана... – И рассудительно добавил: – На танцах в Майском парке можно пистолет купить. Но где двадцать пять рублей взять? И в милицию попадать неохота. А кулак-то всегда с собой!

– Бокс в жизни пригодится, – серьезно кивнул Александр Иванович. – А от пистолетов держись подальше, от них одни неприятности. Немного подрастешь, я тебе кой-какие приемчики покажу. Надо уметь за себя постоять. И за Родину, если придется!

Вольф был на седьмом небе от счастья.

– Я думаю, мы еще увидимся, – сказал на прощание Александр Иванович и, как равный равному, пожал ему руку. – Только никому про наши встречи не рассказывай. Пусть это будет нашей тайной. Договорились?

Володя радостно кивнул.

После памятного пожара Псин Псиныч ненадолго подобрел к Вольфу. Поставил несколько четверок и даже одну пятерку, на переменах заговаривал, расспрашивал про жизнь, однажды после занятий встретил возле школы и пошел рядом, настойчиво приглашая к себе в гости: мол, я тебя научу рисовать по-настоящему, будешь одни пятерки получать... Будто невзначай, учитель взял мальчика за руку, прижал локоть к своему боку.

Вольфу стало противно и почему-то страшно. Во взгляде, голосе Псиныча было что-то липкое, нечистое, и улыбка выглядела напряженной и фальшивой – чувствовалось, что ему совсем не хочется улыбаться.

– Не могу, Константин Константинович, на тренировку спешу! – Он попытался высвободиться, но костлявые пальцы крепко вцепились в предплечье и не отпускали.

– Ничего, успеешь, – лихорадочно оглядываясь по сторонам, Псиныч пытался увлечь его к огороженным развалинам сносимого дома. – Давай посидим немного, поговорим, вон там, за забором, чтобы никто не видел... – Хотя воздух был довольно прохладным, на лбу у него выступили мелкие бисеринки пота.

– Да не хочу я! – крикнул Вольф и, резко крутнувшись, освободил руку. – Чего вы ко мне пристали?

– Не ори! – шепотом приказал Псиныч, страшно вытаращив глаза. – Не ори, говнюк! Не хочешь дружить с учителем – не надо, тебе же хуже будет...

– А вы не обзывайтесь! – завелся Вольф, угрожающе выпячивая нижнюю губу. – Учителя не должны учеников говнюками называть!

– Да я тебе шею сверну, немецкий волчонок!

Псин Псиныч поднял руку и шагнул вперед, Вольф машинально принял боксерскую стойку.

– Гля, мужик с дитем дерется! – пронзительный женский голос разнесся по всей улице. Псиныч втянул голову в плечи, развернулся и быстро пошел прочь.

А Вольф действительно поспешил на тренировку.

Глава 2.

Удар левой

Первый раз в ДФК [9] они пришли вдвоем с Витькой Розенблитом – соседом по коммуналке. Тот не испытывал особой тяги к боксу, но в классе его дразнили «жидом», и он согласился с предложением. Володи «научиться бить морды всяким гадам». Витька вообще легко попадал под влияние других людей.

В старом, давно не ремонтировавшемся здании они долго бродили по длинным полутемным коридорам, ориентируясь, в основном, по звукам: справа тяжело лязгали блины брошенных на пол штанг, слева звенели клинки фехтовальщиков, за стеной, разбежавшись, прыгали через «коня» гимнасты, с криками и притоптыванием гоняли мяч баскетболисты. Наконец послышался упругий гул мощных ударов, доносившихся из боксерского зала. Вольф с волнением открыл дверь и шагнул через порог. Он ожидал, что попадет в таинственный и прекрасный мир силы и мастерства, необыкновенная атмосфера которого превращает человека в настоящего бойца.

Но ничего таинственного, а тем более прекрасного, за дверью не оказалось. В мертвенном свете ртутных ламп лысый парень отрывисто бил в тяжелый мешок, коренастый крепыш быстро-быстро молотил по подвешенной на растяжках «груше», двое, обмениваясь ударами, пружинисто прыгали по рингу, еще несколько человек разминались, шнуровали перчатки или просто наблюдали за боксирующими. Длинные лавки вдоль стен с беспорядочно наваленной одеждой, острый запах пота и сырой кожи – все это было настолько приземленно-обыденно, что Володя ощутил прилив разочарования. Но преодолел его и сделал еще один шаг вперед, потому что понимал: именно в этом зале ему предстоит научиться самым важным в жизни вещам.

И действительно, Витька Розенблит бросил тренировки после первого же серьезного спарринга, а он прижился, врос в жесткую атмосферу, принюхался к запахам и за последующие шесть лет многому научился.

Здесь его отчужденность от окружающих как раз не мешала, наоборот – помогала вписаться в многоногий и многорукий организм, прыгающий, бьющий, размазывающий по стертому полу брызги пота и крови. И здесь он осознал: в общем-то, ему никто и не нужен, нужно только то, что внутри – сила, злость, решимость и специальные навыки, позволяющие защитить себя.

Секция была разношерстной – в основном взросляки: Фильков, работающий по второму разряду, и КМС [10] Златков, призер первенства Вооруженных Сил Еремин и прошлогодний чемпион области Пастухов, победитель городских соревнований Борисов и никому не известный Табарин. Имелось и юношеское звено – с десяток подростков от двенадцати до шестнадцати лет, в котором занимался Вольф. Кто-то пришел сюда в поисках мастерских званий и чемпионских медалей, а на худой конец – талонов бесплатного питания по усиленной норме, кто-то стремился укрепить характер и что-то доказать себе или друзьям, а большинство хотело научиться драться. Состав юношеского звена был относительно стабильным, в отличие от секций Лапина и Прошкова, где развинченные, сквернословящие и плюющие на пол в раздевалке пацаны – дети трущоб, безотцовщина постоянно сменяли друг друга.

Тренировал их Семен Григорьевич Рывкин – аккуратный, среднего роста человек с тугим ежиком начинающих седеть волос. Во главу обучения он ставил физическую подготовку и технику, на втором месте держал силу удара. Он не имел громкого спортивного прошлого, но, несомненно, был самым интеллигентным тренером по боксу, поэтому дети из нормальных семей занимались именно у него. Рывкин был вежлив, говорил негромко и доброжелательно, поступал всегда понятно и справедливо. Только однажды, когда он выгнал из секции двух пацанов, наколовших по уличной моде свои имена между большим и указательным пальцами, его вначале не поняли ни сами провинившиеся, ни остальные ребята.