Большая пайка - Дубов Юлий Анатольевич (книги без регистрации .TXT) 📗
Неизвестные произвели из танка всего один выстрел, которым был подбит автомобиль «Гранд Чероки». Сгоревшую машину нашли в кустах неподалеку от бетонки. В ней находились два трупа, один с множественными пулевыми ранениями.
Прокуратурой Московской области по данному факту возбуждено уголовное дело.
Донос
Полковник Василий Корецкий, старый знакомый всей инфокаровской компании, бывший заместитель директора Института по режиму и первый муж Вики, слушал умного человека Рабиновича и морщился.
— Я что, должен объяснять это своими словами? — раздраженно произнес полковник, дождавшись паузы. — Иначе вам не понятно? Без моих объяснений? Вы не уразумели, что происходит, да? Извольте, я вам растолкую. Он, — Корецкий показал пальцем вверх, — просто в ярости. Понимаете, что это значит? Всех уже подняли. Если оперативная информация подтвердит, что разборку устроила ваша шпана, мой вам совет — собирайтесь и мотайте отсюда. На историческую родину или куда хотите. Убийство Беленького «папа» никому не простит. И своим передайте.
Все, ребята! Погуляли — и хватит. Порезвились, постреляли… Я только сейчас с МВД говорил. Они уже занимаются. Главная военная прокуратура подключилась. Но разбираться с вами, чтоб уж до конца понятно было, будем мы.
Умный человек Рабинович слушал Корецкого, сокрушенно кивал головой, теребил в руках потертый портфель, но явных признаков испуга не обнаруживал.
— Василь Иннокентьич, — вклинился он наконец, когда полковник остановился, чтобы перевести дух. — Василь Иннокентьич, вы послушайте меня. Вы же меня знаете. Если что, я бы к вам никогда не пришел. Мамой клянусь, все было не так.
Ну, недоразумение. Ну, погорячились. Но ведь все понимают, с кем имеют дело. Не дураки же кругом. У всех бизнес, семьи, дети, наконец. Вы мне скажите, вы знаете такого дурака, который на вас полезет? Знаете вы такого глупого идиота?
— Знаю, — произнес Корецкий. — Это вы. И ваши костоломы. Вы мне сейчас будете объяснять, что это он сам себя застрелил? А потом танк угнал?
— Василь Иннокентьич, — проникновенно сказал Рабинович, — вы меня сколько лет знаете? Я когда-нибудь глупости делал? Или водил компанию с идиотами? Я ведь вам сам позвонил, чтобы вы здесь ошибок не наделали…
— Благодетель. — Полковник потер затылок. — О нас беспокоитесь? А я вам так скажу: ваша компания сейчас — это версия номер один. И номер два тоже.
Потому что, кроме вас, некому.
— Ошибаетесь, Василь Иннокентьич, — поправил Корепкого собеседник. — Насчет того, что некому, это вы очень даже сильно ошибаетесь.
— И вы хотите, чтобы «папа» поверил в эту чушь? — иронически спросил Корецкий. Он так рассердился, что дважды назвал своего непосредственного начальника «папой», чего при посторонних никогда себе не позволял.
— А это уж вы, Василь Иннокентьич, сами решите, — развел руками Рабинович.
— Вы поймите — у меня с собой документы есть. Они мне немалых денег стоили.
Стал бы я платить, если бы вопрос стоял менее остро?
Видно было, что платить Рабинович не стал бы.
— Ну давайте, — неохотно согласился полковник. — Показывайте ваши документы. Рабинович положил портфель на стол.
— Я их вам оставлю, Василь Иннокентьич, — сказал он. — Здесь подлинники, имейте в виду. Давайте я вам для начала словами расскажу.
Полковник кивнул.
— Есть одна фирмешка, — начал Рабинович. — Крупная довольно. А известно про эту фирмешку вот что. «Крыша» у них — чеченцы. Это раз. Их склады охраняет военная техника. Танки, между прочим. Это два. С покойным у них были дела. Это три. И они ему должны деньги, причем немалые. Это четыре. Интересно?
Полковник пожал плечами.
— Понятия не имею. Чеченскую «крышу» полстраны имеет. И все друг другу что-нибудь да должны. Это все?
— Нет, не все, — не согласился Рабинович. — Я вам еще не сказал, как фирмешка называется.
Он выдержал паузу и произнес театральным шепотом:
— «Инфокар».
Кажущееся безразличие полковника Корецкого к полученным сведениям могло обмануть кого угодно, но только не такого опытного и умного человека, как Рабинович. Прежде чем начать прикармливать его, еще в восемьдесят девятом, Рабинович собрал исчерпывающее досье И был в этом досье малосущественный пунктик — про первую жену полковника, про ее старого приятеля, возглавившего впоследствии коммерческую структуру, про конфликт на полунаучной-полуинтимной почве, про то, как полковник решил сделать приятелю своей жены пакость, а в ответ этот приятель неведомо каким образом выкинул полковника с должности.
Господин Рабинович был бы плохим психологом и знатоком жизни, если бы не понимал, что такие вещи не забывают.
Конечно, можно было бы просто вручить полковнику портфель и объявить, какую премию он, Рабинович, выплатит, если расследование пойдет по правильному пути. Ведь хоть Корецкий и выкрикивал всякие слова и грозил немыслимыми бедами, делал он это исключительно для поддержания своего офицерского гонора, что Рабинович ему снисходительно прощал. Пусть себе порезвится — бабки все равно возьмет как миленький. Но куда интереснее, если Корецкий увидит в этом деле персональный интерес. Ясно, что и в этом случае все будет не бесплатно, однако личный энтузиазм в сочетании с материальной заинтересованностью может сотворить чудеса. А чудеса в данной ситуации очень не помешали бы.
Вернувшись в свой кабинет после встречи с умным человеком, полковник Корецкий вывалил на стол бумаги из старого портфеля и начал читать. Через час картина сложилась полностью. Абсурдность и идиотизм поисков на том пути, по которому все рванулись, стали совершенно очевидными. Искать надо было в другом месте. Что же, будем искать. Будем искать…
Ну, Платон Михайлович, теперь ты увидишь небо в алмазах, узнаешь, почем фунт лиха, хлебнешь горюшка!
Я тебе напомню, сука, восьмидесятый год…
Тревога
Виктор как-то незаметно оказался в одиночестве. Платон утратил интерес к его деятельности, целиком погрузившись в высокую политику, волны которой все сильнее захлестывали СНК. Однажды Виктор подобрался к нему с сообщением о том, что грузы задерживаются и надо бы позвонить такому-то человеку в таможне.
Платон долго смотрел на Виктора, явно пытаясь понять, о чем речь и почему к нему пристают, а потом сказал:
— Сколько там? Два автовоза? Тыщ двести? Плюнь на фиг.
И Виктор понял, что Платон ему не помощник.
С Марком тоже все было ясно. Он нависал над бизнесом с иномарками, как коршун, выжидая момент, когда можно будет нанести смертельный удар. Частенько Виктор заставал директоров, для которых он, собственно, и поставлял машины, выходящими из кабинета Цейтлина. Свою власть над документами Марк виртуозно превратил в архимедов рычаг, позволяющий ему выкачивать из каждого нужные сведения. И он знал о делах Виктора много, слишком много. Хотя и не знал главного — полковника Пашу Беленького и того, кто стоял за ним. «Папу».
Зато Ларри Теишвили, радушно улыбавшийся Виктору при каждой встрече, похоже, это главное знал. Наладить с ним отношения, как настоятельно советовал Платон, Виктору так и не удалось. Внешне все выглядело великолепно. Для любого нового человека, который повстречался бы с Теишвили, первым впечатлением — совершенно естественным и очевидным — было бы ощущение полной и всесторонней гармонии отношений между Ларри и окружающими людьми. Но Виктор знал Теишвили не один десяток лет. И улыбка Ларри — улыбка Шер-Хана-заставляла его очень аккуратно смотреть под ноги, прежде чем он делал очередной шаг. Именно в присутствии Ларри Сысоев ловил себя на том, что думает над каждым произносимым словом.
Временами Виктору казалось, что Ларри чего-то от него ждет. Их эпизодические встречи, когда в воздухе повисала пропитанная сигарным дымом тишина, будто подталкивали его к тому, чтобы сказать нечто ожидаемое собеседником. Но Виктор уже был связан негласным соглашением с Мусой, и встречи эти заканчивались дежурными объятиями и заверениями в вечной дружбе. Со временем Сысоев пришел к выводу, что Ларри, несмотря на затаенную обиду, относится к нему по-прежнему хорошо. Как к человеку. Как к старому другу, Ларри просто не принимает складывающуюся систему деловых отношений по бизнесу, потому что она ломает существующее равновесие сил. И ощущение того, что Виктор своими руками, по недомыслию, желая сделать как лучше, поломал это равновесие, не давало ему спокойно спать. Тем более что его тревожило поведение Мусы.
