Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Интернет иногда «бывал»; в эти редкие моменты оба друга, прильнув к миниатюрному экрану Вовкиного айфона, торопливо листали ролики ю-тьюба: всё то же — пожары, разбой, огненные сполохи над азиатскими городами. Впрочем, Европа пока держалась, локальная резня пока не перешла в стадию «все против всех».
Несколько больше давал мониторинг иностранных радиостанций. Вовчиков приёмник на батарейках довольно уверенно ловил Европу, Владимир переводил. Везде было безрадостно. Массовая безработица донельзя обострила то что называется «социальные противоречия»; правительства падали и возникали одно за другим; европейцы, как заведено в цивилизованных странах, бастовали и демонстрировали, жгли машины на улицах и писали радикальные лозунги на стенах баллончиками с краской — но энергоносителей, а в сумме с ними и экономического подъёма не было видно даже в телескоп Хаббл…
Да, дни шли за днями. Владимиру пару раз удалось позвонить из конторы, с тщательно опекаемого Борисом Андреевичем телефона в Оршанск, переговорить с Виталием Леонидовичем, с Наташей — они настойчиво звали его к себе. Об отце и сестре никаких известий по-прежнему не было. Он пока медлил. Не удавалось встретиться с Гузелью — Вадим, после произошедшего на поляне, выпускал дочек за ограду только в своём сопровождении.
Впрочем, однажды встреча всё же произошла — на организованной Мэгги и девчонками из шоу «встрече с местным населением», как они это назвали, и последствия этой «встречи» неожиданно очень подняли рейтинг Вовчика среди молодёжи (в основном, «понаехавшей») Озерья.
Но сначала произошла встреча со священником — «отцом Андреем», как он назвал себя, настоятелем храма Петра-и-Павла, или, как говорили местные, «церкви на холме».
Он пришёл вечером, когда «коммунарки», усталые с работы, ужинали под навесом около конторы-общежития; а Владимир с Вовчиком грузили на самодельную тачку остатки досок после строительства туалета и навеса над столом. В перспективе ещё маячило строительство импровизированной душевой. Борис Андреевич усиленно сманивал парней к вступлению в коммуну, обещая паёк и покровительство; намекая на неизбежное, в случае окончательного отказа, подселение кого-нибудь из «эвакуированных», что было совсем ни к месту. Пока удавалось отмазываться, оказывая мелкие услуги по строительству с оплатой натурой — стройматериалами. В планах у Вовчика был капитальный ремонт бани; в планах Владимира — строительство тёплого (в доме) сортира: «Вовчик, друг, я очень тебя уважаю, но зимой бегать гадить на край огорода я имел ввиду…»
Отец Андрей оказался среднего роста полным, можно было даже сказать, пузатым мужчиной скорее всего средних лет: точнее определить его возраст мешала густая, как писали раньше в книгах «лопатообразная» борода; пегая — чёрная с густой сединой; и вообще — густая растительность на одутловатом лице, с которого поблёскивали неожиданно по детски голубые глаза. Нос картошкой, пухлые ноздреватые щёки завершали облик. Одет он был, вернее — «облачён» в чёрную… рясу, как догадался Владимир, до этого практически не имевший встреч со «служителями культа».
Пока Отец Андрей здоровался с некоторыми «коммунарками» и с Вовчиком — оказывается, несколько девчонок уже ходили «на горку» (как говорили местные), «посмотреть что там и как», — там и познакомились с ним, Владимир исподтишка рассматривал его. Священник, несмотря на полноту, был сравнительно молод — лет под 50, крепок и жив в движениях, много улыбался и даже острил. Благословил трапезу, осенив щепотью стол с ужином, пробормотал молитву — при этом трое девчонок встали, склонив головы, что вызвало некоторое замешательство у остальных, не знающих как полагается себя вести в этом случае; мягко отказался от предложения присоединиться к трапезе; и, пока девушки и парни, ужин которых был частью «платы» за строительство, кушали, «развёл религиозную пропаганду и агитацию».
Слушать его, поедая густой гороховый суп и запивая киселём из концентрата, было интересно: батюшка, как он попросил «по чину» называть себя, был эрудирован, красноречив и многословен. Разговор с ним, а говорил в основном Борис Андреич, начавшийся с мелких хозяйственных моментов, постепенно перекинулся на вещи более общие, «мировые», животрепещущие.
Из его речи, или «беседы», как он назвал её, а вернее, замаскированной проповеди, как сразу сообразил Владимир, изобиловавшей ссылками на библейские тексты, следовало, что
— мир стоит у своей последней черты перед явлением антихриста и последующим за ним Концом Света и Страшным Судом,
— чтобы «спастись», то есть «спасти свою бессмертную душу» (насчёт «тела» отец Андрей особо не заморачивался) следовало покаяться; через покаяние, через епитимью очиститься; в дальнейшем не грешить (Мэгги, накладывавшая добавку, насмешливо хмыкнула, и достаточно демонстративно провела рукой, как бы вытирая ладонь, по крепкой груди с торчащим соском, обтянутой футболкой — священник отвёл глаза и несколько сбился с излагаемой в тот момент мысли),
— ну и, естественно, «некрещеным душам» следовало немедленно («пока не поздно!») вступить в лоно церкви, то есть совершить обряд крещения.
Что интересно, и Борис Андреич, и Вовчик, и трое из девчонок, среди них — «бригадир» Катька, — оказались уже крещёнными; во всяком случае так они себя обозначили.
— У вас же там всё в разрухе? Церковь-то сколько лет стояла, разрушалась?.. — с сомнением спросил кто-то.
— С божьей помощью… Восстановим. Сейчас растёт наша община, больше верующих людей из Оршанска перебирается. Да и сказано в Святом Писании, что церковь под конец времён, как в начале христианства, станет «катакомбная», люди примут антихриста, и храмы будут стоять пустыми… и никто не спасётся, токмо малое число!..
«Оооо, завёл…» — Вовчик переглянулся с Владимиром.
Но отец Андрей не стал дальше проповедовать; он озвучил дни и время церковных служб, посетовал на нехватку времени («Всё сам, всё сам, работникам-то сейчас платить нечем! Вот и плотничать с божьей помощью научился, и столярничать… Стекло есть, а рам нет!»), сообщил, что их «община» посевную (уже повторную, с запасом) закончила и теперь занимается обустройством хранилищ под урожай («-Тот что нам останется, а не отойдёт кесарю…»), что община всегда с радостью готова принять к себе новых братьев и сестёр… Тут Борис Андреевич предостерегающе покашлял, и перевёл разговор на хозяйственные детали.
Прощались с ним интересно — девчонки, те, что крещёные, подходили по одной, он осенял их крестным знаменем, — они целовали ему руку и кланялись… Всё это было совсем ново и необычно для Владимира, и он глядел на происходящее во все глаза. Вовчик целовать руку и под благословении не пошёл.
— Ты что, крещёный, Вовчик? Вот не знал!
— Бабка крестила, в детстве.
— Пойдёшь?
— Угу, — кивнул Вовчик, и практично добавил:- У него, вроде, цемент есть, а нам надо печку к зиме готовить. Сменяем на что.
— Ну ты прям как эти, «торговцы в храме!»
Вскоре же, в один из вечеров, случилось ещё одно событие, несколько всколыхнувшее совсем уж было ставшую в последнее время патриархально-трудовой жизнь Озерья: обретавшаяся здесь, в деревне, известная прежде в Мувске бизнес-тренер и психолог мадам Соловьёва провела свой бесплатный (как она не преминула отметить!) семинар на тему «Личностный рост».
В деревне, занятой сельхозработами, было скучновато; прежде дававшие забвение и отдохновение от праведных трудов «четвероногие голубоэкранные друзья селянина» — телевизоры, теперь работали нерегулярно, в соответствии с графиком подачи электричества — а график постоянно менялся, да и нарушался. Потому известие, что «мадам Соловьёва», как её уважительно называли в деревне за высокомерно-покровительственную манеру держаться, проведёт свой «тренинг», который «…позволит раскрыть свой внутренний потенциал; наиболее полно проявить свои скрытые способности», как было заявлено в рукописной афишке, приколотой к двери конторы-общежития, которая стала своего рода клубом, вызвало неподдельный интерес, — впрочем, в основном у «эвакуантов». Прежде составлявшие «коренное население» Озерья селяне отнеслись к возможности «раскрыть свои внутренние резервы» со сдержанным, свойственным деревенским жителям, скептицизмом.
