Фраера - Горшков Валерий Сергеевич (читать книги онлайн без .txt) 📗
Передавать же продовольственные раритеты непосредственно Натану будет помощник Фридмана Тарас Шкавро.
Ухватистый Канторович, которому к тому времени самому было впору менять собственные драгоценности на съестное, сразу уцепился за эту идею. Дело не выглядело слишком опасным – властям Ленинграда, попавшего под чудовищный пресс германской военной машины, было не до каких-то там спекулянтов.
Однако крайним Натан оставаться все-таки не хотел. И у него возникла недурная мысль – привлечь к обменным операциям свою близкую подругу Алину.
Встречное предложение Канторовича не пришлось, однако, по душе Фридману, который считал – чем больше людей участвует в деле, тем выше вероятность разного рода неприятностей. А когда начпрод узнал, что Алина живет в коммуналке, его возражения приобрели категорический характер.
Но Натан решительно не желал засвечивать ни себя, ни свою квартиру. В коммуналке Алины, объяснял он Михаилу Фридману, остался только один человек. Причем сосед – личность интеллигентная, искусствовед. Днюет и ночует у себя на работе, в Эрмитаже. А ежели что – заткнуть ему рот горбушкой хлеба будет не сложно.
С молодыми симпатичными девушками, убеждал партнера Натан, люди охотнее идут на контакт, не так болезненно будут реагировать на утраченные реликвии. Да и, кроме всего прочего, он, Канторович, работает на оборонном заводе, и времени для бизнеса у него крайне мало.
В конце концов Фридман снял свои возражения.
Но еще большие проблемы возникли с другой стороны.
Комсомолка Алина Норкина наотрез отказалась заниматься «таким грязным делом». И, как ни уговаривал любимую девушку Натан, рисуя грандиозные послевоенные перспективы их совместного безоблачного будущего в случае ее участия в деле, та – ни в какую.
Но…
Девушка попросту голодала. Она устроилась санитаркой в госпиталь, но продовольственные карточки, положенные за эту работу, отоваривались скудно. А когда она их потеряла…
Как только Алина бросила службу на медицинском поприще и приняла предложение приятеля, на неформальную группу товарища Фридмана обрушился золотой дождь. Дореволюционные старушки меняли свои фамильные драгоценности, не одно столетие передававшиеся из поколения в поколение, на ничтожные порции хлеба.
Однако положение на Ленинградском фронте принимало дурной оборот. Трио мужчин пришло к выводу, что город может быть взят тевтонцами. И тогда было принято решение об эвакуации нажитого добра в заранее обговоренное место.
Ящик с драгоценностями погрузили на буксир и повезли за пределы блокадного кольца в сопровождении Фридмана и Шкавро…
После чего оба подельника исчезли без следа.
Когда Натан рассказал обо всем Алине, с ней случилась истерика. Она наотрез отказалась поверить своему другу. Неразлучная пара рассорилась – и, как выяснилось, навсегда…
Спустя много лет вполне обеспеченный и без блокадной коммерции ювелир Канторович, движимый исключительно сентиментальными чувствами, позвонил Алине. Она, узнав его голос, бросила трубку.
Позвонил еще раз. С тем же результатом.
Годы и годы тянулась эта история. Натана Львовича, так и оставшегося холостяком, ностальгически тянуло к своей давней любви. Но Алина так и не смогла простить ему «обмана» с блокадным золотом.
Наконец, решив, что надо все-таки окончательно объясниться хотя бы перед смертью, Канторович пишет госпоже Норкиной почти отчаянное послание, где снова утверждает, что совершенно не виноват в «известном ей инциденте блокадных времен», и предлагает договориться о встрече. Пусть Алина хотя бы не бросает трубку, когда он позвонит…
Все попусту…
Нелегкие воспоминания Канторовича прервал стук в дверь. Вошел работник его мастерской, принимающий заказы:
– К вам некий господин. Он предъявил удостоверение подполковника ГУВД.
Натан Львович вздрогнул. По роду своей деятельности он, естественно, не питал симпатии к милиции.
– Зовите.
Бесцеремонно оттолкнув плечом работника мастерской, в кабинет вошел здоровяк лет сорока пяти. Его могучую шею пересекал косой шрам…
Глава двенадцатая
Мудрый кап-три
Машина из комендатуры с нарядом караульных приехала в отделение лишь под вечер, когда на улице стало стремительно темнеть и в не освещенной электрическим светом камере сгустился полумрак.
Дверь открылась, и перед нами предстал вытянутый в струнку лейтенант с двумя солдатами, у каждого из которых на плече висел автомат Калашникова.
– Кто такие? Документы есть? – Офицер довольно долго вглядывался в наши лица, щуря глаза, а потом жестом предложил нам выйти в коридор, где под потолком горела лампочка без абажура.
Осмотрев наш штатский прикид, лейтенант обернулся к солдатам:
– Нет, вы это видели?! Служаки, мать их так!..
Нас погрузили в зеленый «бобик», в такую же конуру, как и в первый раз, и прыгнувший за «баранку» солдат покатил по вечернему городу в направлении центральной комендатуры Санкт-Петербурга.
Там нас опять отвели в камеру, где уже отдыхали два стройбатовца очень азиатского происхождения.
Железная дверь захлопнулась, и первое, что мы услышали, это заискивающе-вызывающий голос одного из арестантов:
– Эй, зема, курить есть? Не дашь курить – в морда получишь!..
– Дадим ребятам закурить? – Хаммер посмотрел мне в лицо и чуть заметно улыбнулся.
Я все понял и с готовностью кивнул в ответ.
Хорошо, что на этот раз на наших запястьях уже не болтались наручники! Их аккуратно снял и нежно повесил на гвоздик товарищ старший сержант с бутербродом.
Вопреки опасениям, кап-три не стал пороть горячку, а предпочел сначала выслушать наши с Сергеем оправдания и уже потом принимать окончательное решение.
Мы довольно подробно рассказали, каким образом провели увольнение, не забыли упомянуть и сержанта из отделения милиции.
Кэп, как нам показалось, уже почти поверил, и мы тут же дожали его, предъявив вещественное доказательство в виде измятого автобусного билета с нацарапанным номером телефона неизвестной красавицы.
В отличие от Хаммера Рогожин сразу расшифровал закорючки, а потом тут же, в караульном помещении комендатуры, стал накручивать диск.
– Может, не нужно прямо так, с ходу? Товарищ командир… – несмело попросил Сергей, но кэп лишь хитро прищурился и покачал головой.
– Алло?.. Это Маша?.. Нет?! Ой, а куда я попал?.. Что вы говорите?.. Ах, это Ирина… Да! Конечно, Ирина!.. Что вы говорите?.. Нет, вам привет от двух ребят, которые сегодня, как бы это правильней сказать… помогли, да… Помните?.. Очень хорошо!.. Нет, меня там не было, я их друг, они просто попросили меня навести, так сказать, контакты… Да, спасибо, я тоже очень рад!.. Почему не могут сами?.. А они, знаете ли, Ира, сейчас на гауптвахте… Конечно, вы не знали!.. Не разочарованы?.. Отличные ребята, говорите? – Кэп посмотрел на нас с видом заговорщика. – Увидеться?.. Думаю, нет проблем, но только не раньше чем через трое суток. Когда закончится арест… Хорошо, я обязательно передам… Меня как звать? – Похоже, что очередной вопрос девушки застал Рогожина врасплох. – Николай меня зовут… Коля, да… Ну, всего вам хорошего, Ирина!.. Да, и вам так же, до свидания…
Командир положил трубку и усмехнулся, пригладив пальцами усы.
– Это же надо! Коля! А вам, засранцы, повезло. Если бы я обнаружил, что вы меня пытались надуть, то не миновать обоим увольнения под Новый год, вместе с боем часов. Собирайтесь, поехали! – Кап-три повернулся к удивленному дежурному по комендатуре: – Лейтенант, давайте ваш журнал. Где я должен расписаться в получении груза?
Мы сели в «Жигули» командира и почувствовали, что под ногами снова появилась почва. На этот раз пронесло.
По дороге Рогожин сделал небольшой крюк, заехал в гости к родителям Павлова, где дал нам возможность переодеться в форму, а сам отвел на кухню отца Сереги и что-то настойчиво ему втирал. Тот со всем соглашался, говоря что-то про свою бурную молодость и сравнивая сына с самим собой.
