Выдумщик (Сочинитель-2) - Константинов Андрей Дмитриевич (книги без сокращений TXT) 📗
Прямо скажем — была однажды у оперуполномоченного Назарова возможность помочь Косте уехать из Ленинграда, только не в милую его сердцу Швецию, а на «химию»… Но пожалел Аркадий парня, не стал губить, а вместо этого привлек к сотрудничеству — правда, официально оформлять его, как агента, не стал. Вместо Кости на «химию» вскоре отправился Ваня Гвоздарев…
Самое удивительное случилось потом: Костя Олафсон все-таки умудрился эмигрировать в Швецию — в восемьдесят четвертом году он надолго исчез из Ленинграда. Аркадий Сергеевич навел справки о том, как Косте удалось уйти за кордон, и еще раз поразился непобедимой пытливости ума советского человека… Оказалось, что Костя-Сон не только сам выехать сумел, но и любимую девушку с собой прихватил.
А дело было так: избранница Олафсона училась в том же университете, только на восточном факультете. Звали девушку Ритой, и была она неописуемой красавицей. О романе между Ритой и Костей знали все студенты и филфака, и востфака. Казалось бы — дело к свадьбе шло, но тут как-то раз Рита возьми и объяви на факультете: дескать, я замуж за датчанина выхожу, уезжаю в Данию — давайте-ка ребята, исключайте меня из комсомола по-быстрому… Все так и обалдели! А обалдев, задались вопросом — а как же Костя? Куда же он смотрел?
Костя, чувствуя к своей персоне пристальное внимание, ходил в Университет черным от горя, а однажды даже не сдержался и ударил коварную изменницу в буфете по голове пустой фирменной сумкой… Впрочем, все это Риту не остановило, она все-таки расписалась с богатым датчанином и уехала в Копенгаген. Костю все жалели до тех пор, пока он (месяца через два после отъезда Риты) не женился на сорокапятилетней шведке, часто приезжавшей в Ленинград на какие-то научные конференции… Вот тут до всех и дошел гениальный Костин план — да поздно было, Олафсон убыл в Стокгольм. Там он, спустя некоторое время, развелся со шведкой и воссоединился с Ритой, бросившей глупого доверчивого датчанина, которого ей сам Костя и сосватал…
Узнав обо всей этой истории, Назаров только хмыкнул и забыл про Костю до девяностого года, когда тот снова всплыл в Ленинграде, но уже как шведский гражданин… Господина Олафсона теперь было не узнать — исчез фарцовщик-шустрила, появился солидный бизнесмен в дорогом костюме с непонятно откуда прорезавшимся шведским акцентом. Оказалось, что Костя-Сон открыл в Стокгольме вместе с Ритой, ставшей его законной женой, маленькую торговую фирму, быстро превратившуюся в процветающее предприятие, поставлявшее продукты питания в разные страны мира, в том числе и в Советский Союз.
Да, меняет время людей… Надо отдать Косте должное — хоть и посолиднел он до невозможности, но «понты гонять» перед Назаровым не стал, наоборот, бросился к Аркадию Сергеевичу чуть ли не как к отцу родному — даже бутылку дорогущего виски подарил, которого майор отродясь не пробовал… Кто знает — может быть, Костя и искренне благодарен был Назарову за то, что тот его когда-то пожалел, а может, просто боялся «комитетчика» по старой памяти, понимая, что на своей земле Аркадий Сергеевич сумеет испортить жизнь кому угодно — пусть даже и новоиспеченному шведскому бизнесмену. Должен был Костя помнить со своих «мажорских университетов», что это только на следователя можно практически безнаказанно плюнуть, а на опера — нельзя… Опер, он ведь и обидеться может, а обидевшись — шепнет пару ласковых на таможне, и разденут там бедолагу до трусов, как птенчика, да еще три раза в заднем проходе пороются — вдруг там валюта и бриллианты упрятаны…
В общем, сложно сказать, что именно господином Олафсоном двигало, но стал он позванивать из Стокгольма Назарову на работу, как минимум, три раза в год — с днем рождения поздравлял, с Новым годом и Днем чекиста… И приезжал Костя в Питер по делам еще пару раз, а приезжая — обязательно к Аркадию Сергеевичу заскакивал, бутылки дорогие дарил и ностальгически прошлое вспоминал. Уходя — непременно приглашал в Стокгольм и телефон всякий раз свой напоминал:
— Вы бы, Сергеич, хоть позвонили когда-нибудь!
— Непременно, — отвечал, усмехаясь Назаров. — Вот когда у меня такая зарплата, как у тебя, будет — тогда мы с тобой друг дружке навстречу номера набирать станем…
Костя понимающе вздыхал и откланивался. Кстати, шутку насчет своей зарплаты майор отпускал безо всяких «тонких намеков на толстые обстоятельства» — денег с Олафсона Назаров никогда в жизни не брал. Впрочем, «комитетчик» не брал их не только с Олафсона — он по жизни никогда и ни с кого не брал. Да ему и не предлагали особо…
Вспомнив Костю, владевшего в Стокгольме фирмой, торгующей продовольствием, Назаров обрадовался — такой клиент вполне мог заинтересовать ребят из «ТКК».
Отыскав в своей записной книжке стокгольмский телефон Олафсона, Аркадий Сергеевич позвонил (на всякий случай воспользовавшись услугами переговорного пункта) Косте в офис. Трубку на том конце сняла, видимо, секретарша и что-то нежно щебетнула по-шведски.
«Черт!» — выругался про себя ничего не понявший майор, а вслух сказал, с трудом подбирая полузабытые английские слова:
— Добрый день… Могу я поговорить с господином Олафсоном?
— Да, конечно…
Через несколько секунд мембрана отозвалась Костиным голосом:
— Олафсон.
Назаров облегченно вздохнул:
— День добрый, Константин… Угадаешь, кто тебя решился из Питера потревожить?
— Н-нет… Кто это?
Аркадий Сергеевич усмехнулся — он мог поклясться, что абонент в Стокгольме вздрогнул: а что тут удивительного? Многие эмигранты еще долгие годы вздрагивают, когда им в новый дом звонят из России, откуда, по определению, хороших новостей приходит в десять раз меньше, чем откровенно паскудных.
— Аркадий Сергеевич Назаров это, — решил больше не интриговать майор. — Не забыл еще такого?
— Фу ты! — облегченно выдохнул Костя, но через секунду снова забеспокоился: — Вас, Сергеич, забудешь, как же… А что — случилось что-нибудь?
— Нет, все нормально, жизнь у нас своим чередом идет, — хмыкнул в трубку Назаров. — Вот, хотел полюбопытствовать, как там у вас, в мире наживы и чистогана?
— Да у нас нормально все, приезжайте — увидите… Встречу, как гостя дорогого.
— Спасибо тебе, Костя — добрая душа… Но пока что лучше уж ты к нам… Ты человек вольный, можешь по всему миру ездить, а меня может начальство неправильно понять. Я, кстати, чего звоню-то, как раз хотел узнать — когда ты снова в Питер собираешься?…
— А что? — снова встревожился Олафсон.
— Да ничего страшного — что ты, Константин, прямо какой-то запуганный стал! Просто хотел поговорить с тобой…
— Пуганная ворона, как известно, летает дальше и дольше, — вздохнул Костя. — А что за разговор-то, о чем поговорить хотели, Сергеич?
— Да про коммерцию, будь она неладна… Ты же с нами теперь торгуешь?
— Торгую, и что?
— Ничего. Могу по старой дружбе подсказать один интересный для тебя вариант…
— Какой?
— Ну-у, Константин, это уже не по телефону… Приедешь — поговорим, если ко мне заскочишь. Олафсон долго молчал, и Аркадий Сергеевич, конечно, понял, какие сомнения одолевают бывшего фарцовщика. Назаров переложил трубку из правой руки в левую и сказал проникновенно:
— Да не стремайся ты так, Константин… Это раньше тебе дергаться надо было, когда ты у портовых ворот крутился… Сейчас, кстати, прежние твои занятия предосудительными не считаются. Да и к тому же ты — солидный бизнесмен теперь… Ну и, наконец, сам головой подумай: ежели бы я какую подлянку против тебя задумал — зачем мне тогда звонить? Просто дождался бы, пока ты сам приедешь… Нет — у меня к тебе просто интересный для твоего бизнеса разговор… Впрочем — неволить не буду…
— Хорошо, — решился наконец-таки Костя, — Я и по своим делам как раз в Ленинград собирался в середине февраля… Так что — думаю, через недельку буду, если ничего не изменится.
У Олафсона ничего не изменилось, и семнадцатого февраля 1994 года в отеле «Европа» состоялась историческая встреча бывшего фарцовщика Кости-Сна и майора Назарова. После недолгого разговора на общие темы, Назаров перешел к сути дела.
