Опыт предпринимателя - Довгань Владимир (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
Как сейчас вижу: Вячеслав Александрович, наш простой мужик в синем, немного запачканном халате, докурил дешевенькую сигарету, почесал лысину, закатал рукава и не спеша полез по лесенке к драгоценным потрохам «Хаузера». Одну железку открутил, другую прикрутил, потыкал внутрь отверткой, постучал большим молот-ком-«кувалдометром», и станок пошел!
Обычно специалисты-ремонтники приходят с хитрыми приборами, диагностируют неисправности по шумам, прикладывая к разным узлам станка слуховые трубки наподобие стетоскопов. Редькин обошелся без мудреных приспособлений и в ту же смену совершил еще один подвиг.
Отказал другой импортный станок, высотой в пять человеческих ростов. Ремонт не был заботой мастера, однако я со своим бесконечным честолюбием и здесь проявил инициативу. «Вячеслав Александрович, слабо починить?» – подзадориваю суперслесаря. Редькин постоял, подумал, прищурившись от дымка неизменной сигаретки и точно прицеливаясь, и я уже понял: бригаду ремонтников вызывать не придется. Редькин подхватил «кувалдо-метр» и другие нехитрые инструменты и полез на верхотуру. На этот раз он провозился с полчаса. Спустился весь в машинном масле, чертыхается. Станок готов к работе.
Я благодарен судьбе, что свела меня с настоящими мастеровыми людьми. С тех пор питаю любовь и уважение к высоким профессионалам – слесарям, лекальщикам, сварщикам, шлифовщикам, электронщикам...
Началась горбачевская перестройка, ветры которой долетели и до Тольятти. Повеяло чем-то новым, засветилась надежда. Я как максималист, как романтик, искренне верящий в лучшее будущее, увлекся, вдохновился перестройкой. Люди вздохнули с облегчением, предчувствуя избавление от ада.
В то время я уже адаптировался к физическим перегрузкам, шуму, грохоту, удушливым запахам. Адом были человеческие отношения, превращающие душу в затравленную, замордованную сущность. Приходилось закрывать ее на десять замков. Если пропускать через себя все, что творится в цехе, всю абсурдность, бесперспективность производственной деятельности, то душа просто умрет.
В курилках начались споры о том, что нужно сделать на нашем производстве, как перейти на хозяйственный расчет и привязать оплату к результатам труда. Много говорили о выборах руководителей. По мысли Горбачева, эта демократическая процедура должна была подорвать основы командно-административной системы. От прихода к управлению лучших людей ожидался расцвет народного хозяйства.
Сразу скажу, что через год-полтора руководство страны эти выборы тихо отменило. При плановой экономике, при отсутствии рыночной борьбы за прибыль и свободной конкуренции очень многие трудовые коллективы выбирали не самых достойных, а самых удобных директоров и начальников. Особенно большие шансы на успех имели люди, либерально относившиеся к нарушениям трудовой дисциплины.
Но сначала идея выборов очаровала всех. Я посчитал, что наступает мой звездный час. Как раз уходил на повышение наш начальник цеха, уже пожилой, очень интересный, колоритный мужчина. Я решил претендовать на его место.
Главным пунктом моей программы я сделал перевод цеха на хозяйственный расчет. Это была еще одна горбачевская утопия. Цех был частью единого заводского организма, и составить более-менее точный баланс затрат и доходов подразделения в условиях общей инфраструктуры было просто невозможно. Но даже попытка хозрасчета была бы шагом в рыночном направлении, сделала бы жизнь цеха более разумной, позволила бы лучшим работникам получать больше.
Как всегда, я поставил планку на предельную высоту и привлек к созданию модели цехового хозрасчета научные силы -специалистов кафедры экономики политехнического института, в котором я учился. Они создали ряд неплохих методик выделения цеховых затрат в системе общезаводского учета, сделали необходимые расчеты, предложили новые формы оплаты труда. Об этой работе в цехе знали. У меня была масса собственных предложений, энтузиазма – хоть отбавляй. Я точно знал, что буду делать в роли начальника цеха, и моя популярность росла. Люди искренне хотели проголосовать за меня. Я видел это и уже не сомневался в победе.
Но это была иллюзия. После того, как официально объявили выборы начальника цеха, против меня началась нечестная, грязная игра. Я не видел соперника, не было открытой борьбы, но чувствовал, как почва уходит из-под ног. Через какое-то время я узнал, что на это место имеет виды один из руководителей Корпуса вспомогательных цехов. Он проталкивает в начальники своего зятя. Чтобы очистить дорогу от конкурентов, и прежде всего нейтрализовать меня, он начал тайную войну против всего коллектива. Вдруг остановилась очередь на получение квартир. В конце месяца все мы не получили премии...
Я как кандидат в начальники не имел никаких полномочий и не мог остановить давление на коллектив. Я даже не имел возможности разоблачить эти происки, поскольку все делалось анонимно, под флером благовидных предлогов. Зло победило. Через месяц люди, рукоплескавшие моим планам и намерениям, отвернулись от меня.
Начальником цеха выбрали того самого зятя – совершенно серую личность. Я получил тяжелейший удар. Меня душила горькая обида. Речь шла не только о моей карьере. Я бился за лучшую жизнь для всего коллектива, а он отвернулся, фактически предал меня. Я мучился, расставаясь с мечтой вихрем взлететь на самый верх заводской иерархии. Но в десять раз больнее переживал равнодушие тех, ради кого старался. Дальнейшая работа в цехе становилась невыносимой мукой.
Одновременно я потерпел еще одну неудачу, что удвоило мои страдания. Готовясь к выборам и обдумывая пути перевода цеха на хозрасчет, я пытался создать большой заводской кооператив. Это дело обрушилось также на завершающей стадии.
Идея кооператива была очень простая – производить спортивные снаряды для распространившейся в России атлетической гимнастики -бодибилдинга. Я шел от запросов потребителей. Друзья-атлеты, зная, что я работаю на заводе, то и дело обращались с просьбами изготовить очередное «железо». Тренажеры, штанги и даже элементарные гантели весом тридцать-сорок килограммов были жутким дефицитом и мгновенно сметались с полок магазинов.
Я на одном дыхании разработал дизайн и конструкцию спортинвентаря. Смотреть образцы люди приходили толпами – хвалили удобство, функциональность, красоту изделий. Получилось и вправду здорово. Покрытие никелем, воронение металла, элегантные резиновые элементы поднимали мою серию на мировой уровень качества.
В кооператив я пригласил около двух десятков ребят из разных цехов, как того требовала технология: начиная от нарезки металла и кузнечных операций до гальванопокрытий и упаковки готовой продукции.
Мои познания в области хозрасчета помогли вписать кооператив в действующее производство. Я договорился с руководством ВАЗа, что мы будем делать спортинвентарь на малозагруженном оборудовании, работать преимущественно в ночные смены, компенсировать заводу стоимость затраченных электроэнергии, воды, газа, масел, смазывающе-охлаждающих жидкостей, вносить свою долю амортизационных платежей. Фактически нам давали возможность подзаработать, повысив загрузку станков, с условием не наносить ущерба родному предприятию.
Остались, как я думал, пустяки – согласовать цены на готовую продукцию. Рано я радовался. Захожу, полный энтузиазма, поверивший в перестройку, к начальнику заводского отдела труда и зарплаты. Передо мной развалился в кресле вальяжный барин с довольной лоснящейся физиономией. Я приготовился развернуть радужную картину кооперативной жизни, а он и говорит снисходительно-барственным тоном: «Давай условимся – я согласую все, что тебе нужно, а ты уж потом отвали нам деньжонок!».
От этой беспардонной наглости я мгновенно вскипел. Кровь ударила в голову, перед глазами встала красная пелена. Я готов был растерзать этого жирного борова. Кое-как удержался от рукоприкладства, но, правда, высказал все, что о нем подумал. Дескать, вы и так не даете нам всем житья, а когда люди собрались на себя поработать в ночное время, вы тут как тут, готовы кусок из горла вырвать! При этом я в приступе бешенства комкал и рвал принесенные бумаги – документы, чертежи, расчеты – и швырял обрывки в корзину.
