Кризис мирового капитализма - Сорос Джордж (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Все эти рассуждения имеют прямое отношение к исходному вопросу о разграничительных линиях, определяющих социальное неравновесие, и о роли якоря, выполняемого ценностями. Мы склонны принимать общественные или моральные ценности как должное. Мы даже называем их подлинными или фундаментальными, подразумевая, что их действенность зависит определенным образом от господствующих условий. Как я указывал ранее, нет ничего более далекого от истины. Ценности – рефлексивны. На них влияют общественные условия, а они, в свою очередь, играют определенную роль в создании таких общественных условий, какие они есть.
Люди могут поверить, что Бог передал им Десять заповедей, и общество будет более справедливым и стабильным, если они поверят в это. Наоборот, отсутствие моральных ограничений, вероятно, порождает нестабильность.
Переходное общество подрывает общественные ценности и ослабляет сдерживающие моральные факторы. Общественные ценности выражают заботу о других. Они подразумевают, что личность принадлежит обществу, будь это семья, племя, нация или человечество, интересы которого должны превышать своекорыстные интересы отдельной личности. Но переходная рыночная экономика – это все, что угодно, только не общество. Каждый должен защищать свои интересы, и моральные нормы могут стать препятствием в мире, где человек человеку – волк. В идеальном переходном обществе люди, которые не отягощены мыслями и заботами о других, могут двигаться гораздо легче и, вероятно, пробьются далеко вперед.
Необходимо отметить, однако, что даже такое общество не полностью лишено этических и моральных соображений. Внешние ограничители могут отсутствовать, но некоторые внутренние ограничители все же, вероятно, останутся. Даже если люди были превращены в конкурентов, движимых одной лишь идеей, это превращение произошло относительно недавно. Более того, люди не рождаются такими: они впитывают общественные ценности по мере того, как растут. Поэтому вопрос о ценностях в переходном обществе остается относительно открытым. Идеального переходного общества вообще не может быть, но все же мы к нему сейчас ближе, чем когда-либо в истории. Как мы видим, это особенно верно в мировом масштабе.
Что мы можем сказать о разделительной линии между близкими к равновесию и далекими от равновесия условиями и о роли общественных ценностей? Для целей настоящего изложения мы можем выделить два вида ценностей: фундаментальные принципы, которых люди придерживаются независимо от последствий, и практическая целесообразность, когда люди полностью руководствуются ожидаемыми последствиями своих действий. Люди, верящие в фундаментальные ценности, часто полагают, что они происходят от другого источника, а не от их собственного мышления, тогда действенность ценностей не зависит от одобрения или неодобрения конкретного человека. Обычно фундаментальные ценности ассоциируются с религиозными верованиями, хотя эпоха Просвещения превратила разум и науку в два самостоятельных и высоко авторитетных источника. Практическая целесообразность не имеет поддержки со стороны внешнего авторитета; наоборот, она часто вступает в конфликт с господствующими в обществе правилами, поэтому в голове конкретного человека она может ассоциироваться с чувством неполноценности и даже вины. Те, кто действует из соображений практической целесообразности, постоянно ищут общественную поддержку. Если их действия не находят одобрения у тех, кто имеет для них важное значение, они вряд ли будут считаться практически целесообразными. (Крайний случай – никто не значим.) Когда ничем неограниченное стремление к удовлетворению личного интереса и своекорыстия находит широкое одобрение, тогда корысть становится практически целесообразной и оправданной.
Дихотомия фундаментальных принципов и практической целесообразности совершенно явно является искусственной, но именно это и делает ее полезной. Обе категории, очевидно, являются крайностями: между ними что-то должно быть. И на самом деле между этими двумя крайними точками – фундаментализмом и практической целесообразностью – лежат близкие к равновесию условия открытого общества, которые я пытаюсь определить и обрисовать. Нам нужны две разграничительные линии: одна отделяет состояние, близкое к равновесию, от состояния статического неравновесия; другая отделяет статическое неравновесие от динамического неравновесия. Первая линия имеет отношение к фундаментальным принципам, вторая – к практической целесообразности.
Открытое общество требует определенного общего согласия в том, что такое хорошо и что такое плохо, и люди должны быть готовы делать правильные вещи, даже если это имеет неприятные личные последствия: защищать родину или встать на защиту свободы. И об этом надо говорить. В переходном обществе, в котором господствует практическая целесообразность, люди стремятся избежать неприятных последствий. Но безусловное обязательство соблюдать фундаментальные принципы также может представлять опасность для открытого общества, если люди игнорируют тот факт, что их действия имеют незапланированные последствия. Воистину – дорога в ад вымощена благими намерениями. Мы должны быть готовыми корректировать наши принципы в свете нового опыта. Это требует критического отношения. Мы должны признавать, что никто не обладает высшей истиной.
Неспособность признать незапланированные последствия порождает теории конспиративности: когда происходит что-то неприятное, кто-то должен нести за это ответственность. Упорство в абсолютных ценностях порождает то, что я называю синдромом «или/или»: если оказывается, что определенный принцип имеет негативные последствия, конечное решение должно состоять в противоположном ему решении. Эта линия аргументации достаточно абсурдна, но она удивительно широко распространена. Это – отличительная черта фундаменталистского мышления (отличного от фундаментальных принципов). Такое мышление может легко привести к крайним позициям, принципиально удаленным от реальности. Такое мышление характерно и для религиозного, и для морального фундаментализма.
Прежде чем мы оставим надежду определить ту среднюю территорию, где открытое общество может сосуществовать с сильными фундаментальными ценностями, мы должны помнить, что совсем необязательно, чтобы все участники принимали критическое отношение, для того чтобы господствовал критический образ мышления. Критическое мышление – само по себе настолько сильное и активное, что не предполагает принятия фундаменталистского мышления, пока оно остается на периферии сознания. Ведь критический образ мышления может смягчить фундаменталистские верования настолько серьезно, что они начнут принимать во внимание существование альтернатив: фундаментальные религии продемонстрировали тенденцию к большей толерантности по отношению к другим верованиям, когда их сторонники вынуждены соревноваться за преданность последователей. Но так было далеко не всегда. Некоторые религиозные и политические движения приобретают сторонников, проявляя крайние формы нетерпения. Если они достигнут на этом пути значительного прогресса, как нацисты и коммунисты в Веймарской республике, открытому обществу будет угрожать реальная опасность; но только когда одно из них завоюет монопольное положение путем подавления альтернатив, мы можем говорить о догматическом образе мышления или о закрытом обществе.
Вторая разделительная линия – между стабильным открытым обществом и обществом в состоянии динамического неравновесия – вызывает больше проблем, хотя она и более точно описывает ситуацию, в которой мы сейчас находимся. Если люди отказываются от веры в фундаментальные принципы и стремятся руководствоваться только результатами своих действий, общество становится нестабильным. Почему это происходит, не так уж и важно, – но важно, чтобы это стало понятно. Наша способность предвидеть последствия своих действий не является совершенной; поэтому, если бы мы всегда полагались на последствия для формирования намерений, то наши ценности должны были бы постоянно меняться. Это само по себе не так уж плохо; но ситуация становится крайне нестабильной из-за того, что результаты наших поступков не являются надежным показателем действенности нашего мышления.
