Внутри Coca-Cola. История бренда № 1 глазами легендарного CEO - Дэвид Бизли - Невил Исделл (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Египетские власти запретили работу Coca-Cola в 1967 году во время арабского бойкота, но смягчились в 1979 году вслед за Кэмп-Дэвидскими соглашениями. Правительство пока контролировало отрасль безалкогольных напитков. Pepsi лидировала в Каире, а Coca-Cola – за пределами столицы. Потом власти Египта приватизировали отрасль, и я отправился в Каир, чтобы оценить масштабы задачи и проинспектировать активы, которые компания покупала у правительства в рамках совместного предприятия с семьей Алхак. Это была первая приватизация в Египте со времен национализации, проведенной Насером. Разливочный завод Coca-Cola находился в ужасном состоянии, даже по сравнению с заводами на Филиппинах, когда я только-только прибыл туда. Что еще хуже, я заметил по соседству здание, украшенное логотипом Coca-Cola. «Это просто еще одно наше здание», – сказал мне египетский чиновник. Что-то в его тоне показалось мне подозрительным. После небольшого расследования я выяснил, что это бордель. И хотя он, вероятно, был куда более прибыльным, чем разливочное производство, я сказал египетским властям: «Coca-Cola Company не покупает публичный дом». Так и вышло: завод мы купили, а здание борделя – нет.
Я сосредоточился на развитии продаж как на Ближнем Востоке, так и в Африке. Я считал, что Coca-Cola игнорировала Африку, хотя она сулила огромный потенциал роста. Мысль оказалась верной, хотя чтобы реализовать этот потенциал, потребовались колоссальные усилия.
В начале 1989 года появились явные признаки того, что в ЮАР настает оттепель. Позиция президента де Клерка определенно смягчалась, хотя Нельсон Мандела все еще оставался в тюрьме и правительство состояло только из белых. Coca-Cola ушла из страны в 1986 году, переведя завод по выпуску концентрата в соседний Свазиленд и подписав лицензионное соглашение с новой, полностью независимой южноафриканской компанией National Beverage Services. Контракт предусматривал для Coca-Cola право выкупа предприятия в случае, если режим апартеида падет.
Компанией National Beverages управлял бывший топ-менеджер Coca-Cola Сэнди Аллан – энергичный, знающий, но упрямый человек, который не всегда доводил дело до конца, что позднее стало серьезной проблемой для его карьеры при исполнении антимонопольного решения Еврокомиссии. Вскоре после того, как я уехал из Германии в Атланту, я позвонил Сэнди и сказал ему, что на новой должности президента группы я буду курировать отношения с National Beverages. «Нет, не будете, – ответил он. – Никто нас не курирует».
Его заявления о независимости со временем смягчились, поскольку политический климат в ЮАР менялся, и он осознал, что Coca-Cola может воспользоваться своей возможностью выкупа. В марте 1989 года я попросил Сэнди приехать в Атланту, чтобы мы изучили работу National Beverages. Я знал всех южноафриканских боттлеров, и они говорили мне, что Сэнди слишком властный человек. Они хотели бы, чтобы Coca-Cola вернулась и сменила менеджмент. В то время Карл Уэйр, топ-менеджер Coca-Cola по связям с общественностью и бывший президент городского совета Атланты, сотрудничал с епископом Десмондом Туту и другими представителями оппозиции через Южноафриканский фонд, основанный Coca-Cola. По этим каналам Карл, афроамериканец, получал бесценную информацию о том, куда дуют политические ветры в ЮАР. Он выстроил важные и прочные отношения, которые потом во многом помогли компании. Это был источник трений с Сэнди Алланом, но компании приходилось готовиться к работе в новой ЮАР параллельно по двум направлениям. Без Карла и его усилий позиции компании были бы куда хуже. Я поддерживал тесные отношения с Карлом и однажды побывал на ферме его семьи в южной Джорджии, которой он теперь гордо владеет. Карл каждый день шел пешком в школу (семь километров), и его все время обгонял автобус с белыми учениками. Хотя они нередко над ним издевались, Карл с удовольствием вспоминает общение своего отца с местными белыми фермерами.
Во время одной из поездок в Африку я побывал в Замбии вместе с Памелой. Ей не очень хотелось видеть, в какой упадок пришла Замбия за шестнадцать лет после нашего отъезда. Некогда радостная, славная страна действительно казалась истощенной и подавленной, ее экономику разрушили чрезвычайно неэффективным управлением. Однако было очень трогательно встретиться со старыми коллегами, некоторые даже расплакались. Но я был потрясен, узнав, что многие из моих друзей умерли. По континенту еще не прокатилась эпидемия ВИЧ/СПИД, но продолжительность жизни была очень невелика. Не стоило так удивляться, что столь многих друзей нет с нами, но все же это было очень и очень грустно.
На конференции боттлеров в Найроби я говорил от чистого сердца – не как топ-менеджер Coca-Cola, приехавший из Атланты, но как человек, двадцать шесть лет проживший в Африке.
Майк Холл, мой менеджер по маркетингу в Австралии, который теперь курировал Африку, выступал передо мной и произнес очень мощную речь, так что мне было непросто ей соответствовать. Вместо того, чтобы стоять за трибуной, я сел на краю сцены, свесив ноги.
«Я вернулся домой, – сказал я боттлерам. – Мой дом – Замбия, но и вся Африка – тоже. В Африке есть магия, которая никогда не исчезнет. Она заключена в том волшебном благоухании, который испускает иссушенная земля, не видевшая дождя четыре месяца. Это возрождение. Дождь выпал. Мы будем заново растить этот бизнес, как кукуруза растет, когда идет дождь».
Грохнули аплодисменты. Эмоции захлестнули всех. И для меня, и для Памелы годы, что мы прожили в Африке, были годами нашего формирования. Они не сделали нас африканцами, конечно, но во многих отношениях мы чувствовали себя детьми Африки. Обычно и года не проходит, чтобы мы не провели сколько-нибудь времени на этом континенте.
После конференции боттлеров я, Майк Холл и Джон Белчер, еще один топ-менеджер Coca-Cola в Африке, отправились в Эфиопию, которая тогда приходила в себя после долгой и жестокой войны за независимость Эритреи. У Coca-Cola был завод в Асмаре, на побережье, который встал во время войны. Нам предстояло встретиться с Исайясом Афеворки, борцом за независимость Эритреи, чтобы определиться, можем ли мы возобновить работу. Афеворки должен был стать новым президентом Эритреи, а Асмара – столицей нового государства.
Мы полетели в столицу Эфиопии Аддис-Абебу. Поскольку война кончилась совсем недавно, американский посол еще не успел вернуться в страну. Наш самолет оказался среди первых появившихся там после революции.
Из аэропорта мы поехали в гостиницу «Хилтон». По дороге нам встречались сгоревшие танки и молодые люди с автоматами АК 47. В нашей машине тоже был охранник с АК-47. Джон договорился, что в «Хилтоне» мы встретимся с нашим связным, типичным африканским господином «Нет проблем». Почетный генеральный консул США, эфиоп, тоже приехал на встречу. Его поразило, что мы смогли въехать в страну, хотя США еще даже не решились вернуть туда посла. Там все еще было очень опасно.
Наконец мы уселись в старый «Мерседес», в котором явно не работали амортизаторы. На заднем сиденье