Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова? - Пэллот Джудит (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Первая причина – организационно-экономическая. Раньше совхозы помогали с заготовкой сена. И хотя трава рядом, так как все совхозные поля заросли, мало кто косит вручную. Кроме того, при длинных северных зимах на сене скот не продержишь, нужны концентрированные корма, которые сильно подорожали. А зарплату предприятия не платят. Прежде с кормами помогали совхозы. В начале 1990-х, когда предприятия перестали выдавать зерно и сено в виде натуроплаты, но еще были живы, население пыталось само выращивать зерновые на корма. Но для этого тоже нужна была совхозная техника: вспашка участков, обмолот зерна и т. п. Поэтому по мере выхода техники из строя и эти попытки прекратились. Останки тракторов и комбайнов, как памятники былого благополучия, разбросаны всюду: и в деревнях, и у заброшенных ферм с прогнившими или разобранными на дрова крышами. Само без помощи совхоза население организовать производство зерна и заготовку сена не может.
Вторая причина связана со сбытом продукции. Раньше молоко сдавали в совхозы, теперь его должен принимать Каргопольский молокозавод (ему выдаются специальные дотации на закупку молока у населения), но до многих сел его машины просто не доходят. Мясо население сдает в Каргополь, в райпо, где есть колбасный цех, но его мощностей не хватает. Зимой, когда совхозы начинают сбрасывать скот от бескормицы, частникам туда не пробиться. Перекупщиков тоже нет. Как показывает опыт других районов, они находятся, если есть устойчивая товарная продукция. Здесь же нет достаточных для них объемов и регулярных продаж скота, поэтому район им не интересен.
Помимо объективных причин, упадок частного хозяйства объясняется и особенностями самого населения, его инертностью и в значительной степени – его социально-демографической структурой. Содержанием скота занималось в основном среднее и старшее поколение, которое сейчас стареет и умирает. А молодежь в селах не остается и после школы сразу уезжает в Архангельск, Северодвинск, Петербург, в крайнем случае – в Няндому.
Немалую роль играет и то, что люди в этом северном районе предпочитают сельхозработам иные заработки. Это, прежде всего, постоянная или временная работа у лесозаготовителей, где, в отличие от агропредприятий, платят зарплату (крупных леспромхозов здесь нет, ресурсы истощены, но мелких частных предприятий множество). Некоторые жители промышляют ловлей рыбы. Однако главное занятие – это сбор грибов и ягод, которыми эти места поистине изобилуют.
В ягодный сезон сюда отовсюду слетаются перекупщики. Сборщики ягод к делу относятся по-разному. Одни ходят в лес, как на работу (такие могут при желании заработать неплохие деньги; например, одна семейная пара только на клюкве заработала за год 60 тыс. руб., но это, скорее, исключение). Большинство же собирают понемногу, а деньги тотчас пропивают.
Пьянство, особенно в сельской местности, – одна из главных причин депрессии таких районов. Оно, в свою очередь, усиливается свертыванием индивидуального хозяйства по мере упадка коллективных предприятий и отсутствием занятий в долгие зимние месяцы. Энергичных, предприимчивых людей – единицы, но увлечь за собой остальных им не удается. Более того, к ним самим относятся, как правило, враждебно, особенно если они еще и преуспевают. Вот и сводятся жалобы большинства руководителей к одному и тому же – нельзя сподвигнуть людей ни на какие начинания. Общинная психология здесь очень устойчива, что не удивительно – ведь к началу XX века в Каргопольском уезде крестьян-собственников было крайне мало, а преобладающей формой организации здесь была община (Тормосова 2004). Консерватизм, пассивность и тяга к общинности – увы, главные особенности сознания того сельского населения, что осталось в Каргополье после десятилетий миграционного оттока самой активной его части.
Есть ли у Каргополья будущее?
Сельские хозяйства населения и туризм – не альтернатива для мест, которым грозит полная утрата культурного ландшафта. Они должны дополнять друг друга, чтобы его спасти.
Раздел о Каргополье хотелось бы закончить на оптимистической ноте. Перспективы у района есть. По оценкам самих руководителей, гиганты эпохи социализма здесь выжить не смогут, если в них не вкладывать огромных денег, чего уже не будет. Но предприятия с количеством КРС до 300–500 голов вполне смогут существовать на собственных зеленых кормах и на покупном зерне. Главным лимитирующим фактором станет сокращение сельского населения (помимо миграционного оттока естественная убыль составляет здесь на сегодняшний день около 200 человек в год). Перспективы развития района все-таки связаны не с сельским хозяйством. Лес, озера и их дары, а также история и культурное наследие – вот главные богатства Каргополья. Район с его природными и архитектурными красотами – старинным городом и его белокаменными храмами, северными деревнями с огромными бревенчатыми избами и традиционным укладом жизни, с деревянными церквями – казалось бы, может стать туристической Меккой, не уступающей в популярности, например, Суздалю.
Туристический потенциал района далеко не исчерпан. Есть гостиница на 50 мест, несколько местных туристических агентств и московских фирм. В 1991 году был создан Кенозерский национальный парк, охватывающий всю северо-западную часть района с Лекшмозером (правда, большая часть парка раскинулась вокруг Кенозера в соседнем Плесецком районе). Однако общее число туристов не превышает 4000 человек в год, что, по меркам туриндустрии, очень немного.
Рисунок 2.4.3. Северные избы в Ошевенске, Каргопольский район
В рамках нашей темы интерес представляют туристические услуги частного сектора. Например, в деревне Морщихинская в Кенозерском национальном парке местные жители пытаются сдавать дома туристам.
А это формирует особый тип хозяйства. Как правило, такие участки ухожены, перед домом растут цветы, за домом – полноценный огород, часто с коровой, поскольку прием туристов предполагает и их кормление (ведь общепита в деревнях нет). Некоторые местные жители в удаленных живописных деревнях по договору с турагентствами кормят целые группы туристов, частично – и продукцией своего огорода. Правда, все это вызывает противодействие администрации Национального парка, которая претендует на монопольное использование этой территории. Поэтому возможности «диких» туристов на территории парка сильно ограничены. Более перспективны, с точки зрения частного приема туристов, другие уникальные кусты сел, не входящие в Национальный парк, например Ошевенский на севере района (рис. 2.4.3)
Тем не менее очевидно, что район проигрывает знаменитым северным местам – Кижам, Великому Устюгу. Каргополье – лишь один из очагов туризма, рассеянных по Северу и отстоящих друг от друга на сотни километров. В Каргополе и его окрестностях может расцвести не мощная туриндустрия со стандартной программой, а турбизнес малый, частный, рассчитанный на туриста разборчивого: кому-то интересна северная архитектура, кому-то – заготовки грибов и ягод, кому-то традиционные северные промыслы, в том числе знаменитая глиняная каргопольская игрушка. Первые ростки такого туризма уже видны, и хозяйства населения, в том числе и с их сельскохозяйственной составляющей, могут стать его главной опорой. Только без помощи властей, и местных, и российских, это вряд ли возможно, а осознания перспектив частного агрорекреационного сектора во властных структурах пока нет.
Итак, будущее индивидуальных хозяйств на таких территориях связано не с товарным сельским хозяйством как главным занятием населения, а с использованием ресурсов леса и с рекреацией, сопровождаемой «побочным» сельским хозяйством. Сельские хозяйства населения и туризм – не альтернатива для таких территорий, они должны дополнять друг друга. Ценность этого района в том, что здесь нет лубочности и музейности. Деревянные церкви вписаны в типичные северные села, окруженные лугами. Насколько потерялось бы впечатление от такой церкви, если бы рядом стояли избы с пустыми окнами-глазницами и провалившимися крышами, а вокруг вплотную подступал бы лес. Поэтому ценен весь ландшафт, причем ландшафт освоенный, измененный человеком.
